Бег по взлетной полосе
Шрифт:
Потная липкая ладонь ложится на мою шею и холодной змеей ползет вниз.
Я дергаюсь и зажмуриваюсь, порами ощущая тяжелое влажное дыхание на щеке, подавляю рвотные спазмы, кусаю губы.
В ушах шумит кровь.
Внезапно кошмар прекращается.
– Думаю, мы достигли понимания. – Игорь оставляет меня в покое, вытаскивает из кармана брюк смятые купюры и бросает на пол. – Вот, сходи куда-нибудь. Одна. И чтобы в десять была дома. И да: не расстраивай больше маму. Меньше знает – крепче спит.
Я пристально смотрю на него. В его взгляде плавится превосходство, хотя
Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.
В висках пульсирует боль.
Игорь выходит из комнаты и прикрывает за собой дверь.
Глава 16
Прижавшись лбом к дребезжащему стеклу, безучастно смотрю на картонные пейзажи провинциального города – яркие многоэтажки из стекла и пластика сменяются древними сталинками и мрачными скверами, полем, промзоной, серыми домами Индустриального района.
Отлипаю от окна, на ближайшей остановке покидаю загазованный салон автобуса и, сутулясь, бреду по разбитому асфальту.
Голова трещит, содранное плечо саднит под рукавом олимпийки.
Я усмехаюсь.
Раньше я и представить не могла, что такое когда-нибудь произойдет со мной. Мама и папа ни разу не повышали на меня голос, теперь же я вдруг превратилась в типичную героиню паблика с шок-контентом. Безмозглая малолетка-лузер, которую избил отчим-извращенец.
И жаловаться некому – Зоя еще вчера закинула меня в черный список, а мама едва ли поверит моим рассказам.
Да и зачем ломать ее счастье?
Этот урод Игорь не станет показывать ей свое гнилое нутро. А если попытается, мы соберем вещи и просто уйдем. Уйдем домой.
Ежусь и прячу руки в карманы, пинаю одинокий камешек, и тот улетает в пыль.
Утром я еще долго прислушивалась к вздохам лифта и шагам на лестнице, ожидая, что Игорь вернется и продолжит начатое. Но его байк исчез с охраняемой стоянки во дворе – это означало, что он все же свалил на обожаемую работу. Тогда я закрылась в ванной и полчаса стояла под обжигающими струями, растирая по коже гель для душа. Особенно яростно драила мочалкой место, где лежала его мерзкая клешня, но так и не перестала чувствовать себя грязной, липкой, потной.
Целых три раза звонил Кит, но я не взяла трубку.
Как я могу быть его девушкой? Ему и без меня хватает проблем, не хочу подкидывать новых. Он лучше всех на свете, а меня и человеком-то не назвать.
Каменные стены панелек расступаются, впереди маячат родной, милый сердцу двор, наш балкон и пустая ваза на подоконнике, но я сворачиваю в проулок и чешу к обмотанным фольгой трубам теплотрассы. Мысль, что нужно линять из хором Игоря и переждать мамин отъезд в безопасном месте, пришла в отупевший от страха и растерянности мозг, еще когда я была в душе. Выскочив оттуда, я ринулась в комнату, но так и не нашла ключей от старой квартиры. Их не оказалось ни в рюкзаке, ни в одежде, валявшейся с вечера на полу у кровати,
Так что идти мне сейчас некуда. Вот незадача.
Пригнувшись, пролезаю под трубами и углубляюсь в густые заросли крапивы и ивняка.
В детстве мы с Зоей исследовали эту местность вдоль и поперек, я до сих пор неплохо тут ориентируюсь.
За кустами протекает зловонный ручеек – в три прыжка преодолеваю его по шаткой гнилой дощечке и, продравшись сквозь цепкие ветви, выхожу на открытое пространство – пологий холм с торчащей из верхушки ржавой водонапорной башней.
Внизу на многие километры вдаль простирается заброшенный дачный массив, утопающий в зелени плодовых деревьев – излюбленное место тусовок бомжей, наркоманов, алкоголиков и прочих неблагонадежных элементов со всего района.
Ветер усиливается, продувает тонкую синтетику и вызывает дрожь. В лохмотьях туч сверкают молнии, накрапывает мелкий частый дождик, в траву падают сломанные узловатые ветки.
Накрываю волосы капюшоном, застегиваюсь под горло и решительно шагаю по тропинке к полуразрушенным мертвым строениям.
Изморось превратилась в бешеный ливень с градом, вмиг стемнело, ураган, слетев с катушек, с воем и грохотом гонял по заросшим участкам дырявые ведра и пустые баки, срывал шифер с крыш, выкорчевывал из земли трухлявые заборы и раскидистые яблони.
Забившись в самый угол жесткого, заляпанного масляными пятнами дивана, я сидела в давно оставленном людьми домике и молилась всем богам сразу. С деревянного потолка лились потоки мутной воды, ветхие стены стонали и ходили ходуном.
Закусив губу, я старалась не плакать, но слезы все равно текли по щекам.
«Никогда не сдавайся и не унывай», – повторяла и повторяла шепотом, но без папы волшебное заклинание превратилось в набор бесполезных звуков.
Все стихло так же резко, как началось, и я, кажется, уснула…
– Херачь прямо сюда! У кого есть огниво? – хрипит незнакомый сорванный голос. Раздается треск ломаемых досок, хохот и матюги.
Не успев упорядочить воспоминания, распахиваю глаза, но в потемках вижу лишь оранжевые сполохи, скользящие по поверхностям предметов. Я не сразу понимаю, где нахожусь, а потом тело немеет от ужаса.
Осторожно приподнимаюсь, подползаю к окну и тут же отшатываюсь. Снаружи обосновалась пьяная компания: человек семь, не меньше.
Похоже, они тут надолго – притащили скамейки, развели костер, достали из пакетов закуску и бутылки и не собираются уходить.
Рано или поздно кто-то из них заглянет в домик!
Отступаю в темноту, опускаюсь на корточки, обнимаю рюкзак и снова молюсь… Но нескладные молитвы собственного сочинения не помогают.
Дощатое крыльцо разражается скрипом и визгом, открывается висящая на одной петле дверь, в проеме вырисовывается некто и светит мне прямо в лицо фонариком телефона.
– Ишьт! Мужики, тут девка какая-то! – Незваный гость дергается, бьется башкой о балку и сипит: – Ты кто?..
– Тащи ее сюда! Познакомимся поближе! – сразу несколько мужских голосов отзываются с улицы и гогочут.