Беглая монахиня
Шрифт:
Венделину Свинопасу и Маттеусу Шварцу — отдельную комнату, как полагалось знатным господам.
Перед дверью в комнату Магдалены Маттеус спросил, можно ли ее поцеловать. Вспомнив его слова про счастье, она ответила положительно, ехидно добавив: «Если твоя удовлетворенность моментом от этого возрастет». Когда он приблизил к ней свои губы, она повернула голову и подставила ему щеку.
Позже, оставшись одна, Магдалена пожалела о своем поведении и необдуманном, заносчивом замечании. Кто ее вечно за язык тянет? Она решила утром попросить у Маттеуса прощения. Лежа в нижней рубашке на кровати, она стала считать в сумеречном
Поднялся сильный ветер. Первая осенняя буря пронеслась вверх по реке, покрытые свинцом стекла в окнах содрогнулись, и холодный запах гари просочился сквозь щели. Ее мысли вновь и вновь возвращались к «Книгам Премудрости», теперь уже утраченным безвозвратно. По ее вине. Что это, несчастье или удача?
Без эликсира она никогда теперь не отважится взойти по канату. Неужели ей придется всю свою жизнь бояться преследования инквизиции?
Ветер хлестал по окнам крупными каплями дождя, словно задавшись целью расколоть их. Ей стало холодно. Отвлеченная безумствующей бурей, она не заметила, как отворилась дверь ее комнаты. В полузабытьи ей вдруг почудилось, что кто-то стоит рядом с кроватью. Магдалена открыла глаза.
Маттеус! На нем была длинная белая рубаха.
Она подумала, что он пришел за вознаграждением, и подвинулась, освобождая ему место. Но Маттеус опустился на колени и покачал головой.
— Я подумал, что ты можешь испугаться, — успокаивающе произнес он.
Но Магдалена уже не контролировала свои эмоции.
Молния рассекла темноту и на доли секунды осветила их лица. На Магдалену словно нашло озарение — она вдруг поняла, что хочет провести с Маттеусом всю свою жизнь.
Притянула его к себе, и они с бешеной страстью предались любви. Так, будто наверстывали все, что было упущено ими раньше. Наконец в полном изнеможении они упали на простыню. Когда они проснулись, на шелковистом голубом осеннем небосводе уже сияло солнце.
Спустившись вниз, они узнали от хозяина, что библиотекарь Венделин Свинопас покинул гостиницу ранним утром. Он передал, что благодарен за новую изысканную одежду, и попросил оплатить его счет. А им обоим пожелал самого большого счастья на этой земле.
Еще в тот же день Маттеус Шварц приказал запрягать лошадей и грузить багаж. Когда тяжелый фургон с грохотом выехал из города через южные ворота, Маттеус взял Магдалену за руку. Кучер залихватски щелкнул кнутом, и лошади пустились рысью. Магдалена и Маттеус ехали в новую жизнь.
Эпилог
На следующий год, пережив холодную зиму, которую я при содействии булочницы провел в нетопленой библиотеке монастыря на горе Михельсберг, мне пришлось отказаться от своей профессии библиотекаря, как от старого изношенного пальто. С тех пор я с огромным удовольствием посвятил себя рассказу историй. Теперь я странствую из города в город, из крепости в крепость, с ярмарки на ярмарку, и частенько слушатели бросают мне в шляпу лишь пару крейцеров.
Ну и, конечно, вы давно это заметили, что я не только сменил род занятий, но и собственное имя. Не может странствующий рассказчик зваться Венделином, тем более Свинопасом, а потому я нарек себя Гильдебрандом фон Альдерслебеном, по названию деревушки, где я родился.
Скажете, что это слишком напоминает Вольфрама фон Эшенбаха 15
В качестве Гильдебранда фон Альдерслебена я, урожденный Венделин Свинопас, странствую по стране уже не один год, рассказывая истории, отчасти всамделишные, свидетелем и участником которых был сам, а отчасти вымышленные, мною сочиненные. Но та история, которую я записал и которую вы сейчас прочли, самая что ни на есть правдивая, ведь большую ее часть я сам пережил.
Сегодня события того далекого 1525-го года кажутся мне наиболее волнующими и диковинными во всей моей жизни. Конечно, воспоминания многое преображают, красивое и доброе перевешивает, но перед моими глазами так до сих пор и стоит жуткая картина, когда плотники на рыночной площади Бамберга начали устанавливать виселицу, на которой палач должен был лишить меня жизни.
Я часто задумывался о том, явилось ли уничтожение «Книг Премудрости» огромной потерей для человечества. Не пошло ли это скорее на пользу, если вспомнить, какие средства и пути изыскивали некоторые личности, чтобы завладеть ими? И я даже не Магдалену имею тут в виду, чьим единственным интересом был эликсир, с помощью которого она надеялась освободиться от обвинений в колдовстве со стороны инквизиции.
Если бы Папа и его алчный легат Джустиниани нашли сокровища тамплиеров, кто знает, что бы они сделали с этим несметным богатством. Бедные — тут уж я нисколько не сомневаюсь — остались бы ни с чем, несмотря на слова Господа в Библии: «Так, как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».
А Альбрехт Бранденбургский, этот сердцеед? Он бы вел еще более расточительный и распутный образ жизни, пьянствовал бы и скупал не имеющие никакой ценности косточки мнимых «святых», бывших при жизни не святее свиньи, предназначенной на убой.
Еще остаются чернокнижник Иоганн Фауст и его заказчик Эразм Роттердамский. Когда Фауст, этот шарлатан, сочинявший гороскопы, несколько лет назад отправился в мир иной, никто и слезинки не пролил по нему. И даже Эразму, сиятельнейшему ученому, его собственная смерть спустя всего несколько дней помешала скорбеть по ушедшему. Кстати, я вовсе не уверен, что Фауст, который был ближе к дьяволу, чем любой человек в этом мире, отдал бы «Книги Премудрости» своему заказчику. Если бы книги нашел Фауст, он сам бы воспользовался их содержанием и посмеялся над Девятью Незримыми, поскольку один из них поручил это дело именно ему, величайшему шарлатану и обманщику.
Девять Незримых больше не давали о себе знать. Хотя каждый из них достиг славы и почета на своем поприще, их сообщество утратило свой смысл. Если же проследить судьбу тех трех Незримых, принадлежность которых к союзу не вызывает сомнения, то они лишь подтверждают мои мысли о том, что «Книги Премудрости» должны быть навсегда стерты из памяти человечества. Великий Рудольфо стал жертвой покушения. Отличавшегося крепким здоровьем аббата Тритемия за несколько дней скрутил странный недуг. А Папа Климент после десятимесячного пребывания на посту понтифика ушел из жизни на пути в Рим. Такое впечатление, что над тайными книгами тяготело проклятие и они скорее были способны разрушить мир, чем подарить нам, людям, лучшие времена.