Бегство из психушки
Шрифт:
– Ему не помогли ни гипноз, ни психоанализ, ни мои установки на излечение. Я исчерпал все свои возможности и привез его к вам, – сказал Миронов.
– А кто порекомендовал вам обратиться именно ко мне? – спросила Софья Николаевна.
– Этот человек просил, чтобы я не называл его имени. Скажу лишь, что он бизнесмен. Он пережил сильный стресс, потом ушел в трехмесячный запой, после которого у него была суицидная попытка. Но вы вернули его к жизни, и он готов на вас молиться. После лечения у вас он отдал сеть своих магазинов сыну, а сам вдруг начал писать книги. Пишет притчи и сказки. Кстати, неплохие. Их уже перевели на несколько языков.
– Я поняла, о ком идет речь.
– У человека, которого я привез, депрессия и упадок сил. Он не хочет ни жить, ни работать, ни общаться. Он не выходит из своего дома, часами сидит в углу спальни и неподвижно смотрит на обои. Есть и пить его буквально заставляют, иначе он умер бы от истощения. Последнюю неделю его принудительно кормили через зонд. Доверить ему бритву опасно для его же жизни, и к нему приходит парикмахер. Но прежде чем показать его вам, я хочу узнать, как вы будете его лечить, – Юрий Тимофеевич снял очки и протер их салфеткой. Без очков его глаза казались по-детски беззащитными. – Простите, но я не знаком с вашей лечебной методикой.
– Я осмотрю больного, поставлю диагноз и решу, смогу ли я ему помочь. А уж потом начну его лечить. Я сочетаю гештальт-терапию с арт-терапией, гипнозом и психоанализом. Иногда приходится дополнительно стимулировать кровеносные сосуды, питающие головной мозг.
Юрий Тимофеевич вежливо улыбнулся.
– А как вы это делаете?
– Что – это?
– Как вы стимулируете кровеносные сосуды?
– Это ноу-хау, которое я не могу раскрыть до получения патента на изобретение и публикации статьи на эту тему.
Софья Николаевна поправила прическу и поднялась с кресла. У нее была фигура спортсменки, зовущие губы и карие глаза.
– Ведите своего пациента. Только учтите, я беседую с пациентами без свидетелей.
– Но я, как его лечащий врач, обязан присутствовать при вашей беседе с ним.
– Тогда вы обратились не по адресу.
Юрий Тимофеевич вздохнул, достал мобильный телефон и нажал кнопку на нем.
– Володя, веди Валентина Павловича на второй этаж.
Юрий Тимофеевич незаметно рассматривал Софью Николаевну. Ее возраст определить было трудно – где-то между тридцатью и сорока годами.
– Я ненадолго выйду, а вы пока встречайте своего больного и укладывайте вот на эту кушетку, – сказала Софья Николаевна.
Через несколько минут крепкий мужчина ввел в кабинет заросшего щетиной человека. Его голова тряслась и, казалось, вот-вот оторвется от шеи, упадет и покатится по полу.
Крепкий мужчина остался у входа, а больной, шатаясь и шаркая ногами, пошел дальше. Он задел ногой какой-то провод на полу, споткнулся и должен был плашмя удариться лицом о низенький столик с кофейником и чашками, но вовремя сгруппировался и мягко приземлился на руки. Его голова перестала трястись, он резко оглянулся и, осмотрев помещение цепким взглядом, пружинисто поднялся с пола. Юрий Тимофеевич подскочил к нему, повел к дивану и усадил.
– Валентин Павлович, вы не ушиблись?
Но Валентин Павлович молча осматривал приборы на столике у кушетки. Один из них он осторожно взял в руки и потрогал отходящие от него провода. Сквозь небольшое отверстие в обоях за ним наблюдала Софья. Когда открылась дверь и она вошла в кабинет, глаза Валентина Павловича вновь помутнели, челюсть отвисла, на нижней губе появилась слюна, а голова затряслась.
– Сейчас
Прищурившись, Софья смотрела на Валентина Павловича. Казалось, она вот-вот рассмеется.
– Переиграли вы, Валентин Павлович. Вас не взяли бы даже в любительский театр на роль «кушать подано». Идите к своему хозяину и передайте, что если его интересует моя методика, то пусть сам спросит о ней у меня, а не устраивает спектакли с бездарными актеришками.
Глава 2. Художник Антон Кошкарофф и его очередная муза
Трехэтажное здание автосервиса, построенное из бетона, стекла и металла, казалось, парило в воздухе над перекрестком трех дорог. Крышу здания, словно кокетливая шляпка, прикрывал плоский синий цилиндр, вокруг которого бежали ярко-желтые буквы: «Пока приводят в порядок ваш автомобиль, поднимитесь на второй этаж, чтобы увидеть портреты и пейзажи кисти русского художника Антона Кошкарофф и купить понравившуюся вам картину с автографом и пожеланиями самого мастера».
В ворота автосервиса въезжали автомобили разных марок, а их водители, сдав машины в ремонт, поднимались на вернисаж по наружной лестнице, зигзагом пересекающей боковую стену здания. Кто-то поднимался в зал из любопытства, кто-то – от скуки, а кто-то – с интересом.
Прозрачные стены выставочного зала, напоминающего аквариум, были залеплены разноцветными прямоугольниками картин.
Между посетителями лавировал худощавый мужчина выше среднего роста, в смокинге, с бабочкой в горошек. Его лицо с впавшими щеками обрамляли немного поседевшие темные волосы и столь же поседевшая темная бородка. Усы очерчивали чувственный рот, а брови – темно-карие глаза, сверлившие пространство. Мужчину держала под руку хозяйка автосервиса Катерина Анисимофф со следами пережитых страстей на еще красивом лице и призывными формами слегка располневшей фигуры.
Среди пришедших Катерина нашла взглядом нужного человека и, оставив своего спутника, устремилась к нему.
– Анатоль! Наконец-то вы приехали. Я уже стала беспокоиться. С чего вы начнете? Со снимков или с интервью? Антон готов ответить на любой ваш вопрос.
– Кэт, вы, как всегда, торопитесь. Сначала мне надо увидеть картины, публику, получить впечатления. Потом я осмыслю увиденное и составлю о нем мнение, после чего определю, что собой представляют картины вашего протеже – мазню, ширпотреб, серость или талант. А если это все-таки талант, то какой – явный, скрытый, молчаливый или кричащий. Я сделаю снимки картин и покажу их знатокам живописи, и уже их мнения повлияют на мой окончательный вывод и на тон статьи.
– Анатоль, я знаю вас много лет. Своим языком вы можете заговорить и свести с ума даже статую Свободы. Скажите прямо: сколько вам для начала надо?
– Кэт, зачем вы меня обижаете и унижаете? Я же не какой-нибудь продажный журналюга, готовый за тридцать серебреников оболгать невинного или обелить закоренелого преступника. Я получаю свои гонорары от редакций и издательств, а не от тех, о ком пишу. Брать деньги с людей, о которых пишешь, так же неэтично, как, скажем, давать советы тем, кто занимается любовью. Но знаете, Кэт, моя Эмили взяла в Филадельфийском банке кредит на небольшой автомобиль и зависла с ним, как компьютер. Одним словом, ей надо срочно внести в банк еще пять тысяч долларов, иначе набегут немалые проценты. Ха-ха-ха! – Анатоль заразительно рассмеялся.