Бегство от реальности Саймона Рейли
Шрифт:
– Ну и что, – проговорил Саймон в ответ, не оборачиваясь и пряча голову под одеяло. Холод стены проникал в душу. Да и не хотелось, чтобы отец видел…
"Снова вставать, существовать. Зачем? Каждый раз надеяться, что смогу уснуть навсегда"
– Ты так всю жизнь проспишь… – сказал Мартин Вейс, повернувшись к окуклившемуся сыну.
– Ну и что, – снова последовал ответ. Саймону не хотелось выныривать из своего кокона. Лучше лежать и прокрастинировать, ведь ничего полезнее в его жизни уже не
Мартин Вейс чуть не сказал что-то сказать насчет подготовки к последнему экзамену, но решил эту тему не поднимать. Он ведь понимал, почему сын сегодня особенно хандрил.
– Саймон… – Барон осекся, потеряв мысль.
– У Карси день рождения, – сообщил Саймон дрожащим голосом, уткнувшись лбом в холодную стену. Его волосы лезли в глаза, но парень даже не пытался их укоротить. А одна из черных шпилек съехала и колола кончик уха. Ведь Саймон их не снимал даже когда шел спать. Ему казалось, что эти две заколки Карсилины немного успокаивали. Совсем чуть-чуть.
– Знаю… – Мартин Вейс смутился, ведь именно про это он и собирался сказать, но было и еще кое-что. – Почти все уже собрались.
– Зачем? Отметить промежуток времени, в котором её больше нет? – Саймон надеялся, что голос звучал твердо и не показывал тех слёз, которые он пытался сдержать. Но ошибался.
Отец чувствовал себя лишним здесь, в комнате, но не собирался выходить.
Рядом с дверью висел настенный календарь, открытый на июне, все числа были грубо зачёркнуты, на бумаге проглядывали дыры.
Саймон делал так в начале каждого месяца, открывал новую страницу календаря и замазывал её чернилами. Если на душе тяжело и пусто, пусть так же будет и в календаре.
Мартин Вейс стоял, молча смотря на сына, а Саймон решился высунуться из убежища. Затем, присев, бережно поправил две черные шпильки в волосах. Взлохматил светло-пепельные волосы, смахнул челку, чтобы в глаза не лезла, и встал с кровати, сбросив одеяло на пол, затем воззрился на отца.
– Ты придешь? – в тоне барона Вейса явно слышался намек, что Саймона все ждали. Хотя, трудно представить, что Лоритта IV будет хотеть личного присутствия юного чародея где-либо, где находилась она. Парень старался не показываться на глаза королеве Листона, и ту это вполне устраивало. Хоть он еще и не перебрался из Дворца Фротгертов в особняк Барона Рейли аля Вейса. Даже странно, что бабушка Карсилины не выселяла его, особенно после случившегося.
– Это всего лишь мишура, – он нервно прошелся взад-вперед по комнате, в своей дурацкой синей пижаме с пингвинами. Она являлась единственной не черной вещью из его гардероба, которую Саймон еще носил. Ведь Карси тогда принимала участие в покупке. (Половину вещей Саймон даже сжег, когда был не в себе после Нового Года)
Саймон казался Мартину Вейсу чем-то вроде пороховой бочки. Барон постоянно пытался тщательнее подбирать слова, чтобы её не поджечь.
– Я знаю, тебе кажется это бессмысленным. Но ведь, это ее праздник.
Барон был сразу же перебит. Саймон мог понять всё, но только не это:
– Можно было тихо, а не звать толпу журналистов, – парень старался говорить твердо, но чувствовал, как внутри ползло ядовитое раздражение, готовое вылиться дерзостью в сторону отца. – Чья это идея была? Твоя? Неужели думаешь, что я им покажусь?
Он сжал кулаки и отвел взгляд. Саймон никогда не выйдет к прессе и не станет рассказывать про то, что случилось, потому что не хотел, чтобы внутри отмычкой ковырялся весь мир. А это было его собственное, спрятанное глубоко.
Кому Саймон мог рассказать о своих переживаниях? Может, записать в личный дневник, как советовал психотерапевт? Но даже бумаге такое доверять не хотелось. Пусть сидит внутри и гложет, как опухоль, разъедает словно кислота. Его скорбь. Его горечь и боль.
– Люди должны лучше знать свою принцессу, не находишь? – Мартин Вейс попытался ему улыбнуться, словно это действительно был повод для того, чтобы позвать всех журналюг. – И ты…
– Причем здесь я?
Отец посмотрел на Саймона так, словно хотел припечатать свою ладонь ко лбу:
– Ну, смотри, – Мартин Вейс пытался быть тактичным, – Вы же встречались, и я подумал, что если расскажешь, какой Карси была, как человек…
– А им непонятно что ли?
– Саймон, я попросил их не касаться темы ее смерти…
– Ой, спасибо, что бы я без тебя делал! – съязвил Саймон, ему казалось, он был готов взорваться. От одного лишь слова «смерть», его тело непроизвольно вздрагивало.
– Мы бы очень хотели, чтобы ты…
– Нет, – Саймон знал, что не в состоянии сейчас контролировать эмоции. А показывать их на всю страну очень стыдно.
– И даже ради Карсилины? – зачем барон Вейс выбрал именно эту мотивацию.
– Ой, то есть, ты утверждаешь, что она хотела, чтобы я рассказал журналистам о наших отношениях? – Саймон еле сдерживался, чтобы не повысить тон, сарказм был лишь щитом. – Ты, что, бредишь?
– Я не…
– Есть только три слова, которые могу ответить и тебе, и им всем.
Мартин Вейс вздернул бровь, надеясь, что последует что-нибудь приличное.
– И звучат эти слова так: Я НЕ ХОЧУ, – Саймон произнес их с паузами.
Он помнил прекрасно, как его приглашали на телешоу "Пусть поболтают", пытаясь выудить подробности личной жизни принцессы и ее смерти (а ведь парень даже туда не собирался). Саймон тогда ушел до конца программы, потому что какие-то подставные люди начали его осуждать и убеждать в том, что это из-за него умерла Карсилина. Просто не выдержал. И вообще, явиться на шоу посоветовал дурацкий нанятый отцом психолог, от которого после этого случая Мартин Вейс отказался.
Отец еще старался держать оборону, может, он думал, что эти слова помогут Саймону согласиться: