Бегущий по лезвию бритвы (сборник)(др.перевод)
Шрифт:
— Да.
— Значит, никто до сих пор не знает, кто, собственно, влечет нас к гибели, а кто помогает нам. Мы, находящиеся тут, тоже не имеем об этом ни малейшего понятия. Может быть, это и Пат.
— Мне тоже кажется, что враг — это она, — сказал Ранкитер.
— Это похоже на правду, — согласился Джо. — Но я чувствую, что ты заблуждаешься. — «Мне кажется, — подумал он про себя, — что мы еще не встретились лицом к лицу с настоящим противником. Но, вероятно, эта встреча уже близка, так что мы узнаем, кто есть кто в этой борьбе». — Ты уверен, — спросил он у Ранкитера, — что
— Я говорил тебе: Зой Уирт…
— Да нет, я имею в виду, из наших, — прервал его Джо. — Зой Уирт не находится в том временном сегменте, что и мы. Ну, к примеру, как насчет Пат Конли?
— У нее была размозжена грудная клетка. Она умерла от шока, разрыва легкого и многочисленных ожогов. Кроме того, у нее был поврежден кишечник и в трех местах сломана нога. В физическом смысле она находится в четырех футах от тебя — то есть ее тело, конечно.
— И то же самое постигло остальных? Мы все находимся в Моратории Возлюбленных Собратьев?
— За одним исключением — Сэмми Мандо. Он получил серьезные повреждения мозга и оказался в состоянии беспамятства. Утверждают, что он уже никогда не придет в себя. Кора его мозга…
— Значит, он жив? Он не в холодильнике?
— Я бы не назвал это «жизнью». Его обследовали с помощью различных приборов и обнаружили полное отсутствие работы коры головного мозга. Он представляет собой растение — и ничего больше. Никакой индивидуальности, в его мозгу нет ни одной мысли, совершенно ничего.
— Почему ты не рассказал мне об этом?
— Я сказал тебе сейчас.
— Лишь тогда, когда я сам принялся тебя расспрашивать. — Джо задумался. — Как далеко он от нас находится? Он тоже в Цюрихе?
— Да, мы все остались здесь. Сэмми лежит в госпитале Карла Юнга, это четверть мили от моратория.
— Найми телепата, — посоветовал Джо, — или используй Г. Г. Эшвуда. Пусть они исследуют его мысли.
«Мальчишка, — сказал он сам себе. — Неорганизованный и незрелый мальчишка. Ужасная, несформировавшаяся личность. Хотя это хорошо сочеталось бы с теми капризами судьбы, с обрыванием у нас крыльев и приставлением их снова. С временным возвращением сил после утомительного подъема по лестнице».
Ранкитер вздохнул.
— Я сделал это. При таких поражениях всегда делаются попытки добраться до мозга пациента при помощи телепатии. Но на этот раз мы не достигли ничего. Телепат не обнаружил никаких следов активности лобных долей мозга. Мне очень жаль, Джо, — Ранкитер покачал своей крупной головой, словно желая выразить Джо свою симпатию. Он явно разделял разочарование Джо.
— Я навещу тебя немного попозже, — сказал Глен Ранкитер, вытаскивая из уха миниатюрный динамик.
Он отложил в сторону всю аппаратуру, необходимую для установления связи, и тяжело поднялся из кресла. Какое-то время он стоял, разглядывая смутную, неподвижную и заледеневшую фигуру Джо Чипа, лежащую в прозрачном пластиковом гробу. Джо застыл в горизонтальном положении — и будет в нем до скончания века.
— Вы вызывали меня? — В гостиную проскользнул Герберт Шенгейт фон Фогельсанг, приняв вид раболепного слуги из средних
— Да, — ответил Ранкитер.
— А вам…
— Именно. Мне удалось войти с ним в контакт. На этот раз мы слышали друг друга.
Он закурил сигарету — первую за много часов. Лишь теперь у него нашлась для этого свободная минута. Ранкитер чувствовал себя вымотанным от долгих и безуспешных попыток наладить связь с Джо.
— Есть у вас где-нибудь поблизости автомат с амфетамином? — спросил он у Фогельсанга.
— В коридоре, рядом с гостиной, — предупредительно указал владелец моратория.
Ранкитер вышел и направился к автомату. Бросив монету, он надавил на рычаг — и в лоток выпала знакомая упаковка. Приняв таблетку, он почувствовал себя лучше. Но тут же вспомнил, что через два часа у него назначена встреча с Леном Ниггельманом, и у него появилось сомнение, успеет ли он. «Слишком много дел приходится держать в голове одновременно, — подумал он. — Надо, пожалуй, позвонить Ниггельману и передоговориться на более поздний срок. Я еще не готов предоставить Объединению официальный рапорт».
Пользуясь автоматическим видеофоном, он соединился с бюро Лена Ниггельмана в Североамериканской Федерации.
— Лен, — обратился Ранкитер, — я сегодня просто не в состоянии еще что-то делать. Последние двенадцать часов я провел в попытках наладить контакт с моими людьми, которые находятся в холодильнике. Я вконец измотался. Что, если мы встретимся с тобой завтра утром?
— Чем раньше ты предоставишь нам официальный рапорт, тем скорее мы сможем предпринять против Холлиса какие-то меры. Мои адвокаты утверждают, что у нас в этом деле высокие шансы на успех. Им уже просто не терпится ринуться в бой.
— Они думают, что им удастся выиграть дело в гражданском суде?
— И в гражданском, и в уголовном. Они разговаривали с прокурором Нью-Йорка. Но пока ты не предоставишь нам официального донесения…
— Утром, — пообещал Ранкитер. — Я только немного отосплюсь, а то меня чуть не прикончило это дело.
«Я потерял всех моих лучших людей, — подумал он. — Особенно жаль Джо Чипа. Моя фирма прогорела, нам не удастся приступить к нормальной деятельности еще несколько месяцев, а то и лет. Господи, где мне взять инерциалов, способных заменить погибших? И где я найду второго такого специалиста по замерам поля, каким был Джо?»
— Хорошо, Глен. Сегодня выспись, а завтра — скажем, часов в девять по нашему времени — я буду ждать тебя в своем бюро.
— Спасибо. — Ранкитер положил трубку.
Он тяжело опустился на розовый диванчик, стоящий напротив видеофона. «Мне никогда не найти такого работника, как Джо, — думал он. — По сути дела это крах «Корпорации Ранкитера».
Снова, и, как обычно, вовремя, объявился владелец моратория:
— Вам что-нибудь нужно, мистер Ранкитер? Чашечку кофе? Может быть, еще амфетамина? Или снадобье, действующее продолжительное время? У меня есть таблетки, стимулятор, они рассчитаны на сутки. Приняв одну, вы окажетесь в состоянии работать еще несколько часов, а то и всю ночь.