Белая башня
Шрифт:
Корабли.
Волны.
Чудовища.
— Я возьму его с собой. И мастер вправду хорош, — он коснулся лаковой пасти, которая раскрылась под кораблями, готовая заглотить их всех. — Да и прочие неплохи, как я вижу. Корми их. Пусть получают вдосталь мяса. И молока с медом.
Унактли поклонился.
— И тепло. Они не должны мерзнуть.
— Вы милосердны.
— Не в том дело, — Верховный скатал свиток, чтобы развернуть другой. — Они знают место. И дело. А если умрут,
— Благодарю за мудрость, — Унактли согнулся.
— Не стоит. Я и так вижу, что ты рачителен. Просто… — другой свиток лег рядом с первым. Снова гимн. И торжественный, полный славословий. Кому писан?
Надежда мешеков.
Воцарившийся в небесах.
Сын Солнца в доспехах огненных…
И изображен некто, охваченный пламенем. В руке его меч, во второй — щит, воздетый к небесам.
Башня.
Верховный разворачивает старые пергаменты, которые идут мелкими трещинками, что заставляет младшего жреца кривиться в болезненной гримасе. Но Унактли молчит.
А рисунок почти исчез. Линии стерлись, краски облезли.
— Позови мастера, который рисовал это, — Верховный положил оба свитка рядом, сверяясь.
И Унактли исполнил просьбу.
Все-таки умен.
Достаточно умен, чтобы самому не возвращаться в зал. Тень его виднелась где-то там. И стало быть, будет ждать, готовый прийти по первому зову.
Хорошо.
Надо будет взять на заметку. Старательных людей немного, а старательных и толковых и того меньше.
А пришел тот самый старик, который смешивал краски.
— Присядь, — сказал Верховный, указывая на каменную лавку.
И стол, к слову, тоже каменный. Все же донельзя странно это место. Полки вдоль стен, а меж ними вот эти небольшие, но на диво удобные столы. В центре их возвышения, будто нарочно, чтобы масляную лампу было куда поставить.
Или вот свечи.
Лавки вырастают из пола, будто продолжение его. И камень весь гладкий, скользкий даже, словно стекло. Линии мягкие, закругленные.
Верховный провел ладонью.
— Присядь, — повторил он чуть тверже, и раб подчинился.
Стар?
Но насколько? Глаза светлы, выцвели во тьме. И появились на них характерные пятна. Мага позвать? Оно, конечно, не дело тому, кто состоит при божественной крови рабов лечить…
Одежда простая, из грубой ткани, но чистая.
Почти.
На рукавах въелись пятна краски. Да и на коже видны, особенно красной. Сама кожа бледна, как это бывает у людей, которые много времени проводят в темноте.
— Унах, так тебя зовут?
Раб осторожно кивнул.
— Ты давно здесь?
Недолгое
Верховный пока не знал. Запомнил.
— Это твой рисунок? — Верховный приподнял свиток.
Кивок.
И палец, тонкий и длинный, с посиневшим, правда, ногтем указывает на второй пергамент, а потом старик и вовсе обводит выцветший кусок.
— Этот рисунок был здесь?
Снова кивок.
— Сейчас он почти исчез.
Верховный поморщился. Тайны тайнами, но язык могли бы и оставить. Сложно расспрашивать того, кто не способен говорить. Хотя…
— Принеси пергамент. И тушь. Кисти. Что еще нужно?
Старик покачал головой.
— Хорошо. Я буду задавать вопросы. Ты, если ответ будет сложным, напишешь его.
Верховному отвесили поклон.
— Были ли под рисунком надписи?
Мгновенье. И нерешительный кивок.
— Но ты их не перенес?
Старик развел руками. А потом потер край пергамента и продемонстрировал пальцы с осевшей на них кожаной крошкой.
— Надпись стерлась? И ты не сумел прочесть её?
Снова кивок.
И Унактли сам приносит чернила, а к ним — тончайшие листы из сушеного тростника. Что ж, пожалуй, сойдет.
— Хорошо, — Верховный махнул. — Ты знаешь, что здесь изображено?
Раб покачал головой и втянул её в плечи.
— Не надо бояться. Я не причиню тебе зла. И не заберу тебя на пирамиду, если тебя это тревожит.
Настороженный взгляд.
Нет, его не хотят оскорбить неверием. Но жизнь раба сложна. Верховный сцепил пальцы, велев себе проявить терпение.
— Тогда скажи, тебе попадались еще рисунки?
Кивок.
И старик поднимает кисть. Его движения обретают ту отточенность, которая достигается многими годами практики. Верховному нравиться смотреть, как кисть осторожно касается поверхности, как идет, оставляя тончайший чернильный след.
У его помощников так не выходит.
Надпись короткая.
«Был лист. Только рисунки».
— И где он?
Пожатие плечами.
И снова кисть продолжает свой путь.
«Мне приносят то, что нужно переписать. Я не знаю, откуда. И не знаю, куда уходят свитки. Был лист. Рисунки».
— Ты его повторил?
Почему это вдруг казалось важным.
Но старик покачал головой.
— Почему?
«Не рисунки. Не сочли важным. Я должен писать слова. Слова важны».
Не всегда. Далеко не всегда.
— Ты помнишь, что было изображено?