Белая ферязь
Шрифт:
Ну, не буду гадать.
Опять причал, опять встречающие, опять собор, крестный ход. Крестным ходом в окружении лучших людей города мы шли до места закладки памятника, в честь трехсотлетия династии. И каждый из нас передал каменщику именной камень. Гранит. Небольшой, конечно. Большие камни нам пока рано ворочать. Мой так и вообще дядька Клим нес, я лишь коснулся. Едва, перчаток не испачкал. И сёстрам помогал он, и Mama. Papa же сам, только сам. Он сильный, Papa. В своей весовой категории, конечно. Сильный и выносливый.
Потрудились для истории, а дальше разделились. Mama c девочками отправились
Отдыхал я на верхней палубе. Вынесли кушетку, поставили под навес, в тень, майское солнце коварно, я и улегся. Это у нас, в России май, а в Европе уже июнь. Разница во времени. Если когда-нибудь стану царем — ни за что менять старый календарь на новый не буду. У всех лето, а у нас — весёлый месяц май. У всех уже осень, а у нас почти две недели лета в запасе. Хорошо? Чудесно! И шпионов всяких, диверсантов с толку календарь сбивает: договорится эмиссар с резидентом на встречу седьмого ноября, приедет — а у нас ещё октябрь! Пока будет болтаться в «Англетере», тут его и вычислят.
И я опять уснул. Здесь дневной сон в почёте, а для детей обязателен. Я и не против, привык, и сам охотно сплю. Час, а то и полтора — днём. Мысли сами приходят в порядок, словно прилежный библиотекарь расставляет книги, то есть мысли, на нужные полки. Самоорганизация ментального процесса. Возможно, даже наверное она была и у меня там, в двадцать первом веке, да я этого не замечал. А теперь замечаю, потому что мне и восемь, мне и семнадцать.
Сон был легкий, сновидения — на текущую тему. Будто мы, я и сёстры, осчастливили визитом гимназию. Встреча с преподавателями, встреча с учениками. Все вокруг нарядные, да и мы — хоть на фотокарточку. Я в летней ферязи китайского шёлка, сёстры тоже не плошают, фотограф ставит большую камеру на треноге, одной рукой снимает крышечку с объектива, другой держит блиц-лампу. Сейчас вылетит птичка! Кажется, обычное дело, но мне тревожно. И даже страшно. Что делать? Фер-то ке?
Но здесь, на счастье, я проснулся. Вернулись Mama и сёстры, и мало что вернулись — решили сфотографировать, как я сплю. Кодакировать — так это порой называют.
У нас у всех есть фотокамеры «Кодак». Компактные. Ну, это здесь и сейчас они считаются компактными, на самом деле это довольно увесистые ящички, фунта по два с половиной. Но не пластинки используют, а плёнку, шестидесятимиллимитровую. Катушки хватает на дюжину снимков, что очень удобно. Карточки выходят на удивление хорошие, видны мельчайшие детали, можно даже рассматривать с увеличительным стеклом, такая чёткость.
Но я редко пользуюсь фотоаппаратом, для меня он всё-таки тяжёл, после смартфона-то. Я художник! Мои снимки — у меня в памяти, откуда я извлекаю их с помощью карандаша.
Я дал сёстрам наиграться вволю, пусть фотографируют. Спящий мальчик — беспроигрышный сюжет. Сразу после спящей кошки. Потом сел, открыл глаза, и спросил:
— Где мы?
— Где, где… В Костроме! — ответила Анастасия.
Я встал, прошёл по палубе, глядя вокруг.
— И в самом деле, Кострома! А я-то думал, что Москва!
— Как же мы попадем в Москву? Через Оку разве?
— Можно и через Оку. А лучше построить… вырыть… соорудить канал Москва — Волга, судоходный,
— Как же Чёрное? Волга впадает в Каспийское море! — это Татьяна. Любит править ошибки.
— Прорыть другой канал, между Волгой и Доном!
— Кто ж будет рыть? Тут ведь народу нужно будет видимо-невидимо!
— Техника! И народ, да. Профессор что говорил? Профессор говорил, что главная проблема земельной реформы — чем занять высвободившихся крестьян. Вот этим и занять!
— Каналами?
— Каналы, железные дороги, шоссейные дороги, держава наша большая, а путей мало, нужно строить! — я говорил серьезно и даже вдохновенно, но Татьяна прыснула, а за ней и засмеялись остальные. Ну да, смешно. Восьмилетний мальчуган строит планы даже не на песке — на воде, на Волге, у причала Костромы. Но почему бы нет? Если канал Москва — Волга построили в тридцатые, то без революции, без гражданской войны можно построить в двадцатые. Помечтать-то я могу? А План Преобразования Природы? Лесополосы, водоёмы, сады! Всеобщее семилетнее образование! Индустриализация! Каскады электростанций! Построение идеальной монархии в одной отдельно взятой стране! Народное благоденствие есть монархия плюс электрификация всей страны! Аэропланы! Космолёты! Освоение Луны!
Вот что значит поспать днём на свежем воздухе!
Но я благоразумно молчал, планами не делился. Достаточно и канала Москва — Волга. Сочиню индустриальную сказку. Герои — Самоделкин и Карандаш. Годится? Ну, не сейчас, а чуть позже.
Девочки рассказывали о визите в монастырь. Ах, как хорошо, ах, святость разлита в воздухах, ах, какая мудрая матушка-настоятельница! Зря ты, Алексей, не пошёл с нами.
— Монастырь женский, и мне туда ходить невместно! — ответил я.
— Ты ещё маленький, — это Мария, — тебе можно.
— Во мне инокини станут видеть своих нерожденных детей. Посмотрят, и подумают, что и у них мог бы быть такой сын. Отсюда беспокойство и смущение умов. Это первое.
— А есть и второе?
— Конечно. Понравится мне в монастыре — благость, мудрость, святая жизнь — и захочется самому принять схиму. А нельзя. Если Господь поручил нам, Романовым, Россию, то, значит, нужно стоять на посту твёрдо, исполняя монарший долг, как бы ни манили нас монастырские кельи — с пафосом сказал я, повторяя слова отца Александра, что наставляет нас, учит Закону Божьему.
Так и поговорили.
Mama передала подарок от настоятельницы — кипарисовый крестик на волосяном гайтане. Уж не знаю, конский волос, или чей ещё, не стал спрашивать. А крестик из самого из Иерусалима. Освящен вселенским патриархом.
Я с благодарностью принял.
У меня крестик серебряный, некогда подаренный Алексею сущему. И тоже, конечно, из Иерусалима. Крест — это не смартфон, менять кресты просто потому, что подарили новый, продвинутый, не принято. Но всё равно дарят. У меня таких крестиков немало — кипарисовых, серебряных, золотых. Иногда в коробочке дарят, иногда — так. Ну, я его сам в коробочку положу. Потом, когда подрасту, когда станут звать в крестные отцы, буду одаривать этими крестами крестников. Из самого из Иерусалима! Освящен Патриархом!