Белая овца
Шрифт:
– Это была чудесная ночь.
– Ты говоришь это таким тоном, будто мы спали друг с другом.
– Так всё и было.
Янг фыркнула.
– Я имею в виду нечто большее, – сказала она, вывернувшись из его объятий и встав рядом. Они оба всё еще были одеты в пижамы. – Когда люди используют это выражение, то намекают совсем не на сон в одной постели.
– Но это не делает прошедшую ночь хоть капельку менее чудесной.
– Ты… – начала было Янг, но тут же рассмеялась, с улыбкой оглядывая горизонт. Опершись на парапет балкона из черного камня, она позволила ветру развевать ее золотистые волосы. – Думаю, после целой недели, проведенной в лабораторной камере, эта ночь кажется чудесной
– Может быть. Я еще не решил.
Вайсс оставалась его глазами и ушами в делах Ремнанта, в чем ей помогали Рен и, к его немалому удивлению, Илия. Они следили за новостями, читали газеты и прочие источники информации, до которых только могли добраться, а затем составляли краткую выжимку по настроению населения Королевств и их мнению о самом Жоне.
Вайсс докладывала обо всем этом во время завтрака. Ну, то есть, конечно же, не официально, но тем не менее ее приходилось очень внимательно слушать, поскольку иначе имелся немалый шанс получить свернутой в трубочку газетой по голове.
По какой-то причине его мама обожала за этим наблюдать. Жон считал, что ей просто нравилось находиться в человеческом обществе.
После многих сотен лет вынужденного затворничества она внезапно оказалась в окружении наполненных жизнью подростков. И это было очень хорошо, тем более что они медленно привыкали к ее многочисленным причудам.
Вайсс теперь лишь вздыхала в ответ на предложение стать наложницей Жона, а Руби просто смущенно смеялась, а вовсе не давилась томатным соком, когда Салем замечала, что мужчинам нравились двойняшки. Пусть они с Янг никакими двойняшками не являлись, но кого интересовали подобные мелочи?
Его друзья всё еще не понимали Салем, но они ее постепенно узнавали и – что было самым важным – уже ничуть не боялись.
И еще Жона ненавидел Атлас. Ненавидел, но считал, будто был способен с ним справиться, а потому не испытывал никакого страха. Со временем это можно было исправить. Пусть Атлас и дальше думает, что победит в войне и своими силами добьется мира. Жона во всем этом интересовал лишь достигнутый результат.
С Вейлом, Вакуо и Мистралем договориться оказалось куда проще, как, впрочем, и с Менаджери. Кое-кто начал беспокоиться из-за происходившего в Атласе, но Жон и его послы – чьи должности всё еще казались ему несколько странными – сумели их убедить, что война не выйдет за пределы континента. Возглавлявший противоположную сторону конфликта генерал Айронвуд тоже отказался от международной помощи, ссылаясь на полное превосходство Атласа, а потому другим Королевствам так и не пришлось делать между ними выбор.
Общественное мнение тоже разделилось. Некоторые люди считали недопустимым вмешательство Жона в демократические процедуры и спасение им Янг. Другие раздумывали над тем, насколько далеко он был готов зайти ради любимой женщины. Многие видели его действия романтическими, излишне самоуверенными или просто бессмысленно агрессивными. Но возникали вопросы и к Атласу – например, почему они вообще так сильно не желали возвращать ему Янг?
Самым важным тут являлось то, что люди начинали думать. А это, как утверждала Вайсс, означало, что они видели в Жоне не просто силу. Его мотивы, а также принятые им решения оказались вполне понятны – даже скучны и предсказуемы – а потому не вызывали никакого страха. Теперь его никто не воспринимал неразумным, но очень опасным чудовищем, которое следовало как можно скорее уничтожить. Новостные каналы описывали его как личность, чего еще никогда не происходило с Гриммами.
Но… Янг ведь спрашивала совсем не об этом.
Сожалел ли о чем-нибудь Жон? Точно не о
– Я не жалею о том, чего мы сумели достичь, – произнес Жон, искренне при этом улыбаясь. Он придвинулся поближе к Янг, а его ладони на парапете прикоснулись к ее. – Да, мне не хватает спокойной жизни, но я ничуть не скучаю по постоянному страху разоблачения или всем тем моментам, когда мне хотелось спросить совета у Руби, Вайсс или Пирры, но я опасался начать разговор с ними, чтобы случайно себя не выдать. И еще я рад, что ложь тоже осталась в прошлом… Мне кажется, что всё нами сделанное пойдет на пользу Ремнанту.
– Ха. Вот это уж точно не получится отрицать. Если бы ты появился на свет лет двадцать назад, то моя мама могла бы остаться жива. Наверное, немало людей будут спать спокойнее, поскольку их матерям ничего подобного уже не грозит, пусть они сами это еще не понимают.
– Извини насчет Саммер…
– Не стоит. Это сделал не ты. Мама погибла, сражаясь за то, во что верила. За меня и за Руби.
– Если у нас получится, то никому больше не придется умирать.
– Всё не так уж и просто, – сказала Янг, а в ее голосе теперь отчетливо слышалось раздражение. – Некоторые люди не захотят ничего менять. Они продолжат сражаться с Гриммами, даже если те станут мирными. А поскольку самозащиту ты не отменишь, то люди и дальше будут умирать. Впрочем, это уже не наша проблема. В конце концов, с тем же успехом они могут приставать к диким зверям, лазать по деревьям или купаться в пьяном виде. Если людям наплевать на свои жизни, то мы тут ничего исправить точно не сумеем.
Жон вздохнул.
– Сколько же всяких проблем…
– Ты считаешь это чем-то плохим? Тогда посмотри вон туда, – кивнула Янг в сторону посадочных площадок, где приземлились три огромных Быкоглава. Неверморы вились вокруг, но нападать не собирались, что, впрочем, не мешало выходившим из летательных аппаратов людям нервно на них посматривать.
– Пожалуйста, скажи мне, что это не туристы…
– Ладно, – улыбнулась Янг. – Это не туристы.
Спустя секунду яркие вспышки фотоаппаратов заставили Жона со стоном закрыть лицо руками.
Янг все-таки сжалилась над ним:
– Честно говоря, они и в самом деле не туристы. Это послы других Королевств, что, конечно же, ничуть не уменьшает их желание отправить домой какую-нибудь интересную фотографию. Здесь нет только представителей Вакуо, но Сан сказал, что это нормально. Как бы то ни было, кому-нибудь стоит поприветствовать первых в истории гостей Земель Гриммов.
– Первых, если не считать вас.
– Мелкие детали.
Жон так не думал, но спорить с Янг всё же не стал, подойдя к ней и обняв за талию. Она позволила это сделать, прижавшись к нему всем телом.
– Или я могу остаться здесь вместе с тобой, – произнес Жон. – А гостями займется кто-нибудь другой.
– Можешь, – улыбнулась Янг. – Но тогда с ними будет разговаривать твоя мама.
Жон вздохнул.
– Ладно, пойду переодеваться…
***
Жон в своем королевском наряде – то есть черной одежде с серебряным шитьем и алом плаще, закрепленным у горла золотой брошью, – спустился вниз меньше чем через двадцать минут. Этого времени должно было хватить гостям на небольшую экскурсию, которую, как он надеялся, проводила все-таки не его мама.