Белая Русь(Роман)

Клаз Илья Семенович

— Чего ты, Устинья, на меня все волком смотришь? — спохватился Алексашка.

И вдруг усмехнулась Устя. Впервые за все время. Сверкнула белыми, как чеснок, зубами, повела плечом.

— Я на всех одинаково смотрю.

— Кабы так.

— Говори, что хотел?

А он оробел вконец, замялся: мелькнул в глазах Усти загадочный огонек и погас.

— Зашьешь рубаху?

Устя не ответила. Вышла из хаты, грохнув щеколдой.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Вместе

с подслеповатым горбуном-старцем Фонька Драный нос дошел до большого города. Поднялись на косогор. Вдалеке, с правой руки, поблескивала река. К ней прижались домишки, над которыми возвышались купол церкви и две узкие, высокие башни костела. Старец приложил ладонь ко лбу и, заслонившись от яркого солнца, долго смотрел на город.

— Ну, что? — с нетерпением спросил Фонька.

— Бобруйск.

— Большой град?

— Ба-альшой!.. Было время, что акерманския и крымския татары жгли его и не сожгли. Еще воевал его и обкладывал князь Михайла Глинский. А он, славный, не поддался. Выстоял. Потом, как построил Петра Тризна костел, так пустили корни иезуиты…

Никогда не слыхал Фонька про такой город. Теперь привелось узреть его. С горбуном-старцем было хорошо Фоньке. Все он знает, везде побывал. Харчевался вместе с ним, что бог давал и люди добрые. Ночевали где придется. В деревнях и на дорогах понаслышались, что под Бобруйском неспокойно — бродят в лесах шайки, а город якобы обложили казаки. Фонька не боится казаков. Решил сам пробираться туда, где лежит славный и вольный остров Хортица. Старец одобрил замысел Фоньки. И вот Фонька уже у стен Бобруйска, а казаков пока не видал.

— Что тебе со мной?.. — говорил старец, кивая седой головой. — Ты молодец ладный. Совет тебе такой дам: иди на пристань в Бобруйске. Там купцы по реке вниз барки и струги гонят. Купцам работный люд надобен.

— Берут ли беглых?

— Как не брать, человече ты милый! Беглые впору купцу. С беглым мороки меньше, и харчи ему абы-какие идут. С беглого и спрос другой…

Фонька Драный нос подумал и согласился. По городу не ходил — Полоцк не хуже Бобруйска и смотреть нечего. Подался сразу на пристань. Здесь людно. Возле берега полно телег купеческих с разными товарами. Гомон и ругань. С телег мужики тянут мешки на барки, что бортами уставили весь берег. На одну из барок мужики таскали пеньку и укладывали тюками. Пенька чистая и полегче, чем мешок с зерном, от которого пуп трещит. Посмотрел и подошел к мужику.

— Скажи, человече, работный люд нужен?

Мужик устало чмыхнул и подтянул спадающие порты.

— Сказывали, потребен. Иди до купца. Он тебе скажет. — И показал на хату возле самого берега.

Фонька Драный нос робко вошел в избу. С порога поклонился низко щуплому глазастому человеку в белой посконной рубахе и яловых сапогах. Тот, не ожидая, пока Фонька начнет говорить, равнодушно спросил:

— Чего хотел?

— Сказывают, пане, надобен тебе работный люд?

— Ну, надобен, — купец откусил от окрайца хлеб и, запив из коновки квасом, сладко зачавкал. — А ты беглый?

— Со старцем хожу, — похолодело

у Фоньки внутри.

— Молчи, лгарь! — фыркнул купец. — Я тебя насквозь, как через блону, вижу. Да леший с тобой! Возьму до Любечи. Харчеваться у детины будешь. Уразумел?

— Все, пане, — кивнул Фонька.

— Беги на пристань, — купец хлебнул квасу и, затолкав в рот хлеб, вышел из хаты. — Вон барка моя. Пеньку укладывают.

Фоньке понравилось на барке. Судно хоть и старое, да крепкое, обшитое трехдюймовой доской. На воде его держали тяжелые якоря на жестких пеньковых канатах. На носу работный люд устроил горн, где варил себе трапезу. Сколько барка берет груза — Фонька не знает. Но слыхал разное. Говорят, что тысячу пудов, говорят, что и больше.

Кроме пеньки мужики грузили дубовые брусья. Куда это все гнал купец, кому продавать будет и где находится та самая Любеч, Фонька Драный нос не слыхал, и мужики не слыхали.

Грузили барку два дня. Каких только историй не наслышался Фонька Драный нос за это короткое время! Вечером, усевшись трапезничать, мужик по кличке Косой рассказывал, как неподалеку от Бобруйска, в селе Глусск, хлопы подняли бунт, схватили графа пана Лубинского и повесили на воротах.

— Почему бунт подняли? — допытывался Фонька.

Косой хмыкнул и плюнул за борт.

— Хлоп жениться хотел и нашел достойную себе девку. Явился хлоп к пану Лубинскому, упал в ноги и попросил дозволу. А пан говорит: дозволю, когда покажешь мне девку. Хлоп — дурень! Привел девку в маенток и вместе с ней кланяться стал. Девку посмотрел пан, и пришлась она к сердцу. Ее за руку — и в хоромы к себе на ночь…

А еще мужики на барке рассказывали, как холопы позвали в деревню казаков и рассказали им про обиды свои, что чинил Пан. Казаки заставили пана сидеть под столом всю ночь и через каждый час кукарекать. Прозвище у пана было Петуховский…

Купец торопил работный люд. Ходили слухи, что конных казаков видели несколько дней назад в лесу под Бобруйском. Говорили, что казаков не меньше пяти тысяч. Может, и больше их. Разве кто считал?

На четвертый день барка отошла от берега. Фонька Драный нос стоял рядом с кормчим на корме, длинным шестом помогал отводить барку от берега. Когда вывели ее на стремнину, сама пошла спокойно и ровно. Хороша река Береза! Вода в ней прозрачная. Берега высокие, крутые, заросшие березовым и сосновым лесом. Из чащоб к воде на водопой выходят кабаны; лакомятся осинником сохатые. Часто можно увидеть и пушистого осторожного соболя. Рыбы в Березе — хоть сетями тяни.

Через день барка миновала Паричи. В село не заходили: купец строго-настрого приказал, пока не минуют Паричи, к берегу не подходить. Боится купец, чтоб казаки не подожгли барку. А пристать все же пришлось. В двух верстах от Горваля наткнулась барка на дубовую корягу. Течь здесь быстрая, и корму занесло. Она ударилась о валун. Вылетела в корме смольная пакля, и тонкой струйкой заурчала вода. Мужики переполошились и сбросили якорь. Стали думать, что делать. А выход был один: снять часть груза на берег и законопатить барку.