Белая сирень
Шрифт:
— Куда?
— О, совсем недалеко! К старому камню. Пойти и заглянуть в него.
— Что за выдумки, Алазар?
— Это очень важно, — тихо сказал он.
— Ты шутишь, Алазар? — Она как-то странно встревожилась. — Что я могу увидеть в дырявом старом камне?
— Вот это я и хочу знать… Я заглянул туда. Все зыбилось, колыхалось, будто отражение в неспокойной воде. Какая-то хижина, жалкий вертеп… там — люди вместе с животными… волы жуют свою жвачку, коза, куры…
— Бедный Алазар!.. — засмеялась Кана. — И это так встревожило
Алазар не разделил ее веселости.
— Волы, козы, куры — это так… Там были… — он перевел дыхание, — Мать и Дитя.
Кана не поняла или не приняла его таинственно-торжественного тона.
— Наверно, ты просто увидел меня и нашего сыночка. Ты же говорил, что у нас будет сыночек?
— Я не разглядел лица Матери, но знаю, что это не ты, Кана. И какое серьезное, взрослое выражение у ее Младенца. И глазки у него не дымчато-голубые, как у всех новорожденных, а чистые, словно промытые, и всевидящие…
— Вон как ты все углядел! Чего же ты хочешь от меня?
— Ты увидишь больше и лучше. Ты чище меня, ты достойна!.. Прошу тебя, Кана!..
В этой молоденькой хрупкой женщине была внутренняя сила. Непривычно твердые нотки прозвучали в ее голосе:
— Ты опять принялся за старое, Алазар? Ты ведь дал мне слово, что с этим покончено.
— Я не хотел, поверь мне. Но звезда…
— Какая звезда?
Алазар взял ее за руку и подвел к дверному проему. Прямо в лицо им смотрела большая, яркая, в сиреневом ореоле звезда.
— Так это же Венера! — засмеялась Кана. — Ты сам учил меня звездам. Я все помню, это полночная звезда любви Венера.
— До полуночи еще далеко, Кана. И это не Венера. Новая звезда, какой еще не было. Вещая звезда…
— Ах, Алазар! Опять тайны, волшебство, опять тебя тянет запретное для других людей. А я не хочу вещих звезд, мне довольно знакомых, милых вечных звезд. Я простая женщина и хочу простой, тихой жизни. У нас будет ребенок, зачем нам чужие дети?
— Это не чужой ребенок, Кана, — проникновенно сказал Алазар. — Я думаю, это о нем великий пророк Валаам…
— Замолчи! — воскликнула Кана и зажала уши руками. — Я не хочу слышать о пророках. Ой! — вскрикнула она, схватилась за живот и скорчилась.
— Что с тобой? — испуганно спросил Алазар.
— Он шевельнулся. Как больно! — Лицо ее взмокло потом. Алазар бережно взял ее на руки и понес к ложу…
16. Дворец короля Мельхиора.
Королевская опочивальня. Мельхиор в богатом, расшитом золотыми нитями халате перебирает драгоценности в черной инкрустированной шкатулке. Он любовно пропускает меж старческих сухих пальцев золотые цепочки, ворошит алмазы, изумруды, гранаты, рассыпающие многоцветные блики.
Мельхиор — сильно пожилой, невидного росточка человек, но полный внутренних сил, с горделивой осанкой, сообщающей королевское величие его тщедушной фигурке. Закончив осмотр драгоценностей, он сложил
Он легко хлопнул в ладоши, и мгновенно из-за ковра, прикрывающего дверь, появилась почтительно склоненная фигура главного визиря.
— Как идут сборы, Салем? — осведомился Мельхиор.
— Отобраны самые выносливые верблюды и самые надежные погонщики. Самые смелые воины будут сопровождать караван. Но как быть с припасами, вином, водой, всем дорожным снаряжением? Государю не было угодно сообщить своему слуге, сколь долог предстоящий путь.
— Я и сам не знаю, мой добрый Салем. Ты слышал старинную поговорку: дальше всех идет тот путник, который не знает, куда идет.
Визирь почтительно осклабился.
— Надо готовиться в долгий путь. Но как долог он будет, никто не знает, раз этого не знаю я сам. Одно лишь ведомо мне, в каком направлении идти. Но почему ты не спросишь, куда собрался твой король?
— Смею ли я?..
— Пойдем! — сказал Мельхиор и встал, горделиво вытянувшись во весь свой малый рост и вскинув голову с козлиной бородкой…
17. Они пересекли покои и вышли на плоскую крышу дворца, где стояли большие астрономические трубы, нацеленные в ночное, бархатистое, переливающееся звездами небо.
— Ты видишь эту звезду? — спросил Мельхиор, указав на то самое светило, которое лишило покоя пасечника Алазара.
— Вижу, государь, и дивлюсь, ибо не было ее на небе.
— Да, не было. Мне открыта вся небесная твердь, до самых последних глубин, — Мельхиор кивнул на свои астрономические приборы, — нет ничего подобного этому светилу в звездной чащобе. Сбылось пророчество Валаама: «Воссияет звезда Иакова, и восстанет человек от Израиля». Ныне я отправляюсь в далекую Иудею, в неведомый Вифлеем, и звезда будет моим единственным путеводителем. А понимаешь ли ты, о чем пророчество Валаама?
— О приходе мессии, — тихо отозвался визирь. — Но кто Он?
— Он Тот, явление коего предсказывал еще во дни Вавилона великий пророк Даниил, глава мудрых. «Составляющий чаяние языков» — называл Его Даниил. Ныне пророчество исполнилось. Тот, кого будут называть Царем Иудейским, родился в бедном краю овечьих пастухов, и не в царском доме, а в вертепе, на убогой войлочной подстилке. Но я, Мельхиор-мудрый, привезу ему золото, серебро, алмазы, рубины, приличествующие королю, чтобы не знало бедности детство Богочеловека.
— Как это прекрасно, государь! — вскричал растроганный до слез визирь. — Потомки будут прославлять вашу отвагу и щедрость. О, я слышу их восторженный лепет: он не побоялся такого опасного и трудного путешествия через пустыню, где свирепствуют бури и ураганы, бродят лихие разбойники и скалят пасть вечно голодные кровожадные звери, где ядовитые змеи и скорпионы…
— Постой, Салем! — прервал его несколько встревоженно Мельхиор. — Что ты плетешь про все эти ужасы? Ты разве был в пустыне?