Белая тетрадь
Шрифт:
— Эта память — ваше главное расовое отличие? — по голосу нельзя было определить, искренне он интересуется или просто поддерживает разговор из вежливости.
— Главное отличие — то, что мы никогда не используем заемную силу. Только свою. И каждая — по-своему. Это очень сложно… Ты слышал когда-нибудь такую пословицу: удачлив, как Младшее дитя Изначального?
— Конечно, слышал. Это означает что-то вроде «родился в рубашке»? — уточнил вампир. — И при чем здесь ведьмы?
— Младшее дитя Изначального — это и есть ведьма, — снисходительно улыбнулась я. — Равейна по-эльфийски.
— А-а, — понятливо кивнул собеседник. — Ravei [6] a'Veina.
Честно
6
Ravei — «любимец»; «младший». Veina — «стихия», т. е. изначальное.
— Вот-вот. И еще, вспомни перечень ведьмовских рангов. [7] Самый известный, конечно, — эстиль, третий ранг. Но если идти с верхних к нижним, это будет выглядеть так: эстаминиэль, аш-эстиль, эстиль, аш-каэль, [8] каэль, аш-равейна…
— …равейна, — закончил он. Я поглядывала на вампира со все большей симпатией: мало кто из моих знакомых подолгу выдерживает мои лекции по филологии. — Что, как мы уже выяснили, означает просто «ведьма». И при чем тут заемная сила?
7
Ранги ведьм — от высшего к низшему: эстаминиэль, аш-эстиль, эстиль, аш-каэль, каэль, аш-равейна, равейна. Равейна — седьмой, самый низший ранг. Фактически слово «равейна» означает просто «ведьма», восходит к эльфийскому Ravei a'Veina, «любимец изначальных стихий». Ravei — «любимец»; «младший». Veina — «стихия», т. е. изначальное. Каэль (kayel) — буквально «тот, кто твердо стоит на ногах». Приставка «аш» означает «высокий». Эстиль — от эльфийского Es'tiee — госпожа. Эстаминиэль — от эльфийского Es'tiee ah Min-Niel — Госпожа всего сущего. Первый, высший ранг контроля над стихиями
8
Каэль (kayel) — буквально «тот, кто твердо стоит на ногах». Приставка «аш» означает «высокий».
— В этом вся загвоздка. Мы — равейны. Младшие, любимые дети Изначальных стихий. Грубо говоря, ведьмы вообще не люди. И чем выше ранг, тем меньше в нас человеческого и больше Изначального. Мы — части единого целого, заключенные в человеческие тела и наделенные душой. И вся наша магия — это попытки воздействовать на стихии вокруг нас… Мама говорит, что учиться колдовать — все равно, что учиться ходить и говорить — вроде все при тебе, а сразу не получается, — улыбнулась я, вспомнив яростную тираду, которую обрушила на меня однажды Элен. — Но мне больше нравится другое определение. Магия — это дар, одно из проявлений таланта, как поэзия, живопись или танцы. Поэтому так редко мы достигаем высшего ранга, — я вздохнула. — Гениев мало, еще меньше среди них ведьм. И…
Запнувшись ногой о камень, я очень некрасиво растянулась на асфальте, и весь пафос пошел коту под хвост. Вампир ехидно осклабился:
— Ну ты у нас точно гений. Такая ловкая и внимательная, что хоть в музей ставь, под стекло, чтоб не украли…
Но
— И долго мы еще будем блуждать в потемках?
— Мы почти на месте.
— А ты уверен, что нас пустят в такое время?
— Не дури. Во-первых, это гостиница. Там клиентам будут рады в любое время, были бы деньги. Во-вторых, ее хозяин — мой…друг.
Последнее слово прозвучало как-то подозрительно. В так называемую гостиницу мы вошли с черного хода, что только укрепило мои подозрения. Вампир уверенно пересек обшарпанный коридор и остановился перед дверью с табличкой «Служебное помещение», постучал. Я предприняла робкую попытку скрыться у него за спиной. Максимилиан цапнул меня за шкирку и попытался водворить на место, неожиданно для обеих сторон встретив сопротивление. И тут дверь, наконец, открылась.
— Поздний ужин? — к косяку прислонился парень лет двадцати пяти с коротко остриженными каштановыми волосами и весьма…э-э…выразительной улыбкой. В глазах цвета темного шоколада четко отражалась сцена борьбы угрюмой девушки в драных джинсах и футболке, больше похожей на лохмотья, с ухмыляющимся вампиром.
— Скорее, ранний завтрак, — в тон кареглазому ответил Максимилиан. — Здравствуй, Ллайс.
— Счастлив видеть вас, мой князь, — с достоинством поклонился владелец гостиницы. — Комнату как обычно?
— К сожалению, нет времени, — вздохнул Максимилиан. Посмотрел на меня, мерзко усмехнулся. — Может, в следующий раз. А пока — просто комнату на одного, желательно с запасным выходом. Ах да, и еще что-нибудь поесть. Для нее, — он ткнул пальцем, чуть не выколов мне глаз. От неожиданности во мне проснулись боевые рефлексы, которые четвертый год подряд безуспешно вбивал в мою голову брат. Только вот вместо разрушительной «серой гнили», столь любимой Хэлом, у меня получилась почему-то обычная зеленая плесень. Ксиль передернулся и раздраженно вытер грязную руку об обои. Я смущенно потупилась. Ллайс восхищенно присвистнул:
— Ведьма?
— Что-то вроде. Я не всегда развлекаюсь, Ллайс, — посерьезнел князь.
— А жаль. За вами бывает так интересно наблюдать, мой князь…
Кареглазый вампир на мгновение исчез в комнате и вернулся с ключом.
— Три часа нам хватит. Если что-то пойдет не так в мое отсутствие — предупреди девочку.
Ллайс молча склонил голову.
— Если будут расспрашивать — нас здесь не было.
— Конечно. Ни слова.
Комната располагалась на четвертом этаже, в конце коридора. Она была такой неприметной, что сначала я приняла вход в нее за дверцу кладовки или шкафа. Максимилиан быстро провернул ключ в скважине, и мы оказались на пороге.
Обстановка была спартанской. Мягко говоря. Из мебели — одна кровать (правда, широкая и накрытая пуховым одеялом). Узкое окно, заплетенное диким виноградом, плотные деревянные жалюзи, приоткрытая дверь в ванную. Над кроватью — маленькая лампа с сиреневым абажуром, единственное яркое пятно в комнате.
Вампиру надоело ждать, пока я налюбуюсь, и он довольно невежливо затолкал меня внутрь. Бросил сумку на кровать, опустил жалюзи, включил свет. И только потом обернулся:
— А ты чего стоишь? Раздевайся.
Я аж поперхнулась. Хорошенькое заявление! Я демонстративно сморщила носик и приготовилась прогундосить «Как можно, сэр, я приличная девушка!», но напоролась на безразлично-серьезный взгляд и ограничилась простым «зачем?».
Максимилиан медленно, текуче приблизился, лениво провел пальцем по обгоревшей ткани, задумчиво подцепил когтем сиротливо свисающий лоскуток, который раньше был частью моей замечательной футболки. Черной, застиранной, с надписью «Гринпис» и спертой у Дариэля еще два года назад.