Белая ворона
Шрифт:
— Да, — прошептал Кормак, сглатывая слюну так, что дернулся кадык над накрахмаленным белым воротничком. — Да… Простите… Я никогда… никогда больше…
— Не заставишь меня вспомнить о твоем существовании? — сухо уточнил Алекс вставая. — Очень удачная мысль. Но если решишь продолжить, просто подумай, с кем садишься играть — и не садись. Попытка была неплохая, но здесь ставки повыше, чем в твоем казино.
Он достал пару крупных купюр, бросил на скатерть. Кивнул подлетевшему официанту, наметанным взглядом определившему, что счета перекрыт
Бреслин подъехал на своем «Агурати» через пару минут. Алекс молча сел рядом, откинулся на сиденье и закрыл глаза, слушая, как ровно идет итлийский мобилер. Не «Драккарус», конечно, и даже не легкий быстрый «Кельпи», но тоже весьма неплохо…
— Как все прошло? — поинтересовался Бреслин.
— Как следует. Он трясется от страха, я будто в помоях искупался, — бесстрастно отозвался Алекс. — Хорошо, что этот кусок дерьма так любит семью. И плохо, что больше его прижать было нечем.
— Ну, ты хочешь, чтобы и надежно, и без грязи? — усмехнулся Фергал. — Да ладно… Ему не помешает сменить штаны с перепугу — лучше запомнит. А женщина вообще ничего не поняла. Подумаешь — коллеги мужа с визитом заглянули. Тьене Даффи — цветы от мужа, ребенку — игрушку. Сплошное удовольствие!
— Фергал, отвези меня к «Бархату», — попросил Алекс. — Покажу там камерографии.
— Как скажешь, — согласился Бреслин, поднимая с сиденья рядом брошенный Алексом фониль и нажимая кнопку прослушивания записи.
Дослушав до конца, он хмыкнул и поинтересовался:
— А что это за шутка была насчет «Альбиона» и ностальгии?
— Да так, — неохотно ответил Алекс. — Именно в «Альбионе» во времена Большого Взлета ночная братия очень любила встречи устраивать. Выяснять, кто кому сколько должен, кому какой район принадлежит, а кого пора в Темез отправлять с камнем на шее. Я сам пару-тройку таких встреч с трудом пережил, да еще на сотне, наверное, сидел приглашенным стряпчим, чтобы все по закону. По ночному закону, конечно, не королевскому. А большинство тех, кого по таким застольям помню, давно на кладбище.
— И впрямь ностальгия, понимаю, — хохотнул Бреслин. — Что ж, зато Лунден без них куда чище и спокойнее. А представь, он бы и в самом деле на твою красотку всех боуги повесил? Что бы ты тогда делал?
— Вызвал бы его на дуэль за честь добродетельной вдовы и пришиб к баргестовой матушке, — рассеянно буркнул Алекс. — Чтоб следующий болван задумался. Хоть какая-то польза от титула была бы.
— А что, лорд стряпчий умеет драться? — подколол Фергал. — Как лорд или как стряпчий?
— Как Сутяга Алекс из Западного, — без улыбки отозвался он. — Так, чтоб наверняка.
Первое, что Маред подумала, проснувшись: у нее давно не было такого чудесного дня рождения. Разве что в детстве. В Университете ее никто никогда не поздравлял, а с Эмильеном в тот единственный раз они
А вчера она не успела опомниться, как оказалась королевой маленького, но очень уютного праздника. Никаких гостей, только лэрд и тьена Эвелин, подарившая Маред шкатулку для мелочей. Зато был пикник у реки, куда они отправились втроем, и Монтроз снова разрешил Маред вести мобилер, отметив ее успехи. И было шампанское, и восхитительный вишнево-шоколадный торт, испеченный тье Эвелин в виде книги с марципановой надписью «Свод законов». Какие именно законы имела в виду экономка, решительно непонятно, но какая разница?
Лэрд Монтроз же вел себя, как добрый дядюшка, не позволяя себе ничего лишнего, и лишь однажды Маред, разговаривая с тье Эвелин, поймала его горячий, откровенно бесстыдный взгляд. Похоже, сдержанность давалась Корсару нелегко. Но это ощущение, заставившее Маред поежиться, быстро исчезло от улыбок тье Эвелин и насмешливой ласковости самого Монтроза, умевшего быть неправдоподобно обаятельным, когда лэрд стряпчий того хотел. Одни его истории из практики чего стоили!
Да, все было чудесно. До самого конца, когда Монтроз все-таки оказался рядом, пока уставшая Маред поднималась по лестнице. Шагнув навстречу, он улыбнулся, уже совсем не так легко и просто, как на пикнике, провел рукой по волосам замершей Маред и почти шепнул, хотя рядом никого не было:
— Доброй ночи, девочка моя. Сегодня ложись у себя.
И ушел, оставив Маред на лестнице разжимать стиснувшую перила ладонь, которую свело судорогой, стоило представить, что вот, сейчас…
Но обошлось. А поздним утром, когда она настороженно выглянула из комнаты, оказалось, что лэрд и вовсе куда-то уехал. К кофе Эвелин подала остатки вчерашнего торта и еще множество лакомств, а потом Маред, наконец-то, добралась до библиотеки, в которой глаза разбегались, руки тянулись ко всему сразу, а запахом страниц и переплетов хотелось дышать вечно, благоговейно листая тяжелые тома, пахнущие волшебно и так вкусно — куда там даже торту!
Ванна с ароматными маслами, обед, снова библиотека… Утреннее расслабление никак не хотело исчезать, и Маред позволила себе разнежиться, забрав книгу в свою комнату и попросив подать туда ужин. Стемнело. Устроившись в гнезде из подушек, Маред с упоением читала, когда в сумочке зазвонил фониль. Отложив книгу, Маред дотянулась до него, нажала кнопку.
— Маред? — донесся какой-то странный голос Изабель Кармайкл. — Ты ведь в Мэйд Вэл? Помоги мне, прошу, ради Керидвен! Можешь за мной приехать?
— Куда? — растерялась Маред.
— Я на дороге милях в пяти от Мэйд Вэл. Под большим раздвоенным дубом. Маред, пожалуйста! — судя по тону, Изабель была чем-то до полусмерти перепугана. — Я… сделала ужасную глупость! Просто ужасную! Но я не думала, что он такой… такой… мерзавец! Маред, прошу, забери меня отсюда! Только не говори никому! И не отключайся!
Такое отчаяние звенело в голосе никогда не унывающей балованной красотки Изабель, что Маред, в самом деле хотевшая выключить фониль, застыла с трубкой в руке.