Белая змея
Шрифт:
И вот перед ним стоял его сосед. Влад. Или Владимир. Неважно. Важно, что это его сосед. Он послушает его. Он поймет Ангела. Ему можно доверяться. Он славный парень.
Вот она, та надежда, за которую он цеплялся: сосед, держащий в одной руке пиво, в другой – бутылку вина. «Да, я бы выпил, мне надо выпить! Я хочу еще жить!»
Ангел встал. У окна, спиной к нему, стояла его жена. Она придерживала свою дрожащую руку. Видно, что пыталась сама не ёжиться от сквозняка.
«Жалко ли мне ее? После всего этого? Мне жалко только сына. Мне нужно успокоиться. Мне нужно перестать действовать
– Ты заебала меня.
Женщина вздрогнула и стала медленно поворачиваться к Ангелу. Но тот уже ушел, хлопнув входной дверью. Он подошел к стоящему на своем посту соседу и набрал воздуха. Он очень хотел, чтобы тот согласился. Но может ли сосед отказаться с его … особенностями.
– Пошли выпьем, – сказал Ангел и крепко схватился за руку соседа. Вместе они пошли в бар, но другой. Не нравился ему тот бармен.
Щ Щ Щ
Е Е
Л
Ч Ч
О –О
К–К
6
– Что мы все ещё тут делаем? Как мы тут оказались? – сказал Ангел, разглядывая абстрактные картины висевшие на стенах. Он подумал: «Рисовать одни лишь квадраты, треугольники и круги – это как минимум странно». – Кто выбирал это место?
– Я… наблюдаю, – сказал сосед, пытаясь не смотреть по сторонам и уставившись прямо в пол. Он не привык к таким местам: шумно, повсюду смешки, крики, споры. На главной сцене молодая девушка (девятнадцати лет?) танцевала на длинном шесте, который сверху обвивала тонка железная змея.
– Все, хватит наблюдать. Скажи, как именно сюда попали. Только, стой, стой! Давай спокойно, не нужно… приседать.
– Я… видел только вас. Не видел вокруг. И теперь не хочу, – тот покраснел и продолжал разглядывать свои ноги.
– Да оглянись! Как же тут прекрасно, просторно. Никто не будет кричать!
– Я слышал крики.
– Когда?
– Тогда.
– Тогда? – Ангел взглянул на танцовщицу. – А, ты про мою жену. Не беспокойся, они все такие. Кричат, плачут, ноют, давят на жалость. Всю жизни они поливали перцем мои мозги.
– Что это означает?
– Да кто его знает. Но мне это надоело. Надо было именно сюда выбраться сразу после тюрьмы.
– Тюрьмы?!
– Ага, но не бойся… Я тебе все расскажу. С тобой… с тобой я могу открыться во всю. Спасибо тебе, что согласился пойти со мной, – сосед посмотрел на свою руку, которая до сих пор болела от хватки Ангела.
Прошло несколько минут. Ангел все это время думал, с чего именно начать свой рассказ. «Может рассказать о тюрьме? (рано) Или может просто про ту женщину? (какую именно) Хотя думаю лучше начать… (вот именно)»
– Давай я тебе расскажу что-то. Про мою жизнь. Ты должен повзрослеть.
– Моя мама говорит, что я взрослый.
– Физически может быть. Но не внутренне. Понимаешь?
– Нет.
– А
Я был хорошим послушным мальчиком, делал все домашние задания, учился лучше всех. И что ты думаешь? Ты думаешь она замечала это? Нет! Нет! Она наоборот пыталась избавиться от меня. Постоянно кричала за мой малейший проступок.
Как-то раз я с горяча ударил ногой по спине девочке. Даже небольшой след остался. Но ты должен понять, что я тогда был маленький и глупый. Я тогда не понимал, что проще всего просто извиниться и забить на это. Но нет же. Она, учительница, давила на меня. Говорила: ты понимаешь, что это плохо? Ты не должен просто так бить других. Я спросил: а что тут такого? Она же просто девочка, она наверняка ничего не почувствовала…
И та как заорала! «Да она плакала весь урок, только потом призналась во всем!». Я сказал: «Так она еще и стукач? Значит не зря ударил! И ударю еще.» И она врезала мне пощечину, до сих пор помню это. Было очень горячо. Я заплакал. Закричал. Тогда-то я понял, что женщины – это зло. Я хотел пожаловаться на нее. Рассказать все матери. Придумать историю, вроде она меня постоянно избивает. Но я забил.
И не простил их. До сих пор. И они еще хотят, чтобы я извинялся за это? Передо мной надо просить прощения. Я всю школу проходил с ненавистью к той учительнице и той однокласснице. Они то радовались, общались с другими людьми. А я что? А мне только оставалось продолжать хорошо учиться. И тогда я… еще раз понял, что женщины – это зло. Но их нельзя бить, иначе проблем наберешься по самые гланды. Так выпьем же за первый урок!
– Я никогда не пил… алкоголь, в смысле, – едва слышно сказал Владимир.
– Надо учиться, сделай хоть глоток, для старика.
– Но вы не старый.
– Это образное выражение.
– Как понять?
– Тебе – никак, – Ангел засмеялся, но его улыбка тут же растворилась, – извини. Можешь не пить. Все-таки урок не такой важный
– Не буду. Вопрос можно?
– Задал же.
– Я не понимаю…
– Эх, задавай, только один…
– А что случилось с ними?
– С кем?
– Девочкой и учительницей.
– Не знаю про учительницу, она на моем последнем году переехала в другую страну, говорят с каким-то богачом. Ну разве не зло, я ее возненавидел после этого еще больше… – Ангел посмотрел на свой полупустой стакан водки.
– А вы точно ненавидели ее?
– Что?
– Вы же ничего не сделали ей.
– Нет.
– И не сказали.
– Не-а.
– И вам не понравилось, что она переехала.
– Не понравилось.
– Может… вы её… любили?
«А я не задумывался об этом. Или не хотел. А ведь если подумать, то та пощечина тогда была единственным физическим контактом с женщиной. Мать я почти не видел. Или не хотел. Девушки меня обходили стороной.
Все мои мысли в ту пору были заняты учительницей. Поэтому и подумал, что она предела меня, когда уехала от нас. Может Влад и прав, может он тоже нотисер! Он даже может быть лучше меня! Я не могу позволить этого. Я должен поставить его на место»