Беллерофонт
Шрифт:
– Извини, я немного волнуюсь, – тихо сказал Мирослав, – я раньше никогда не был на семейном ужине.
– Волноваться не из-за чего, – ответила Алина и вновь дотронулась до руки Мирослава, – у нас очень дружелюбная обстановка, вот увидишь, здесь невозможно не чувствовать себя, как дома.
Прикосновение Алины словно обожгло Мирослава, он улыбнулся девушке и на ватных ногах вошел в дом.
Глава 7.
В доме Алининого дяди было очень много антикварных вещей. Современные квартиры не отличались большим количеством мебели, чаще всего дома оборудовались выдвижной фурнитурой, которую использовали по назначению, а в остальное время она задвигалась во встроенные
Мирослава удивило и то, что все кругом было сделано из дерева. Это означало, что все эти столы, стулья и комоды были сделаны еще в начале прошлого века, так как позже был наложен запрет на любое промышленное использование древесины. Весь этот интерьер напомнил Мирославу музей, а стоящая в углу гостиной икона лишь усилила это впечатление. Мирослав подошел поближе и начал с интересом рассматривать ее, в этот момент он услышал сзади себя голос:
– Вы вероятно еще больше удивитесь, когда узнаете, что у меня в доме кроме икон есть еще и книги! – произнес вошедший в комнату высокий седовласый мужчина, в котором Мирослав, обернувшись, узнал Артура Ли.
Мирослав протянул Артуру руку и представился:
– Мирослав! Спасибо, что пригласили к себе домой! Алина мне о вас очень много рассказывала!
– Ну, что ты! (Ты не против, если я буду называть тебя на «ты», сынок, как всех своих племянников? А ты зови меня просто Артуром). Я очень рад, что ты зашел к нам, Алина о тебе очень хорошо отзывалась, а она у нас очень сдержанна в оценках, и из ее уст – любая похвала на вес золота!
Немного ошарашенный таким простым обращением с ним, Мирослав лишь смущенно улыбался, а про себя подумал: «Видно у всей этой семьи – талант вводить меня в ступор! Подумать только, он запросто назвал меня «сынком», а ведь ко мне так даже родной отец ни разу за всю жизнь не обратился!».
Не обращая никакого внимания на смущение Мирослава, Артур, словно бы решив окончательно доконать бедного парня, весело похлопал его по плечу и предложил осмотреть дом. Мирослав молча кивнул и, повинуясь крепкой руке Алининого дяди, ухватившей его за локоть, последовал на экскурсию по дому.
– Вот здесь у нас столовая, сейчас Алина с сестрами нас сюда пригласят и мы отужинаем, – сказал Артур, и как бы невзначай крикнул Алине, – Ch'erie, comment ca va?
– Все почти готово, через пару минут можете подходить! И скажи, пожалуйста, Эрнесту, чтобы тоже спускался! – ответила Алина.
– Вы разговариваете на французском? – удивленно спросил Мирослав.
– И на французском тоже! – весело ответил Артур.
Мирослав уже открыл было рот, чтобы спросить, зачем это нужно, тогда как все эти мёртвые языки уже не используются, но осекся, так как ответ был очевиден. «Они делают вид, что ничего не произошло, что жизнь такая же, как и триста лет назад! Но как можно говорить по-французски и при этом дышать на улице через респиратор? А может, наоборот, они хотят таким образом показать, что им наплевать на все эти изменения, что их устои нерушимы, их ценности неизменны, пусть даже Солнце и вовсе остынет?».
Размышляя обо всем этом, Мирослав молча плелся за Артуром, демонстрирующим ему дом. В конце концов, лейтенант Стоянович сам не заметил, как они оказались в библиотеке. Зрелище, представшее взору молодого
Такой библиотеки давно уже нельзя было найти ни в одном городе мира, разве что у частных коллекционеров или в музеях. Да и в музеях бумажные книги имели разве что историческое значение, никакой материальной ценности подобная коллекция в современном мире не представляла, так как приоритеты давно изменились.
Очевидно довольный произведенным на Мирослава эффектом, Артур довольно улыбался, посматривая на лейтенанта Стояновича.
– Я рад, что тебе понравилось, Мирослав! Я собирал эту библиотеку всю свою жизнь!
– Да, это действительно впечатляет! – ответил Мирослав. – И вы это все…читаете?
– Мы любим проводить здесь время. Все, кроме Алины, в нашей семье читают книги не в электронном виде, и, Боже упаси, не смотрят их во сне, как это сейчас стало модно. Алина, хоть и в защитном костюме, но врачи считают, что частицы печатной продукции вместе с бытовой пылью могут оседать на ее одежде и провоцировать ухудшение ее болезни, хотя аллергены точно и не определены. Она сюда редко заходит, несмотря на жесткую систему очистки во всех помещениях нашего убежища.
Слово «убежище» странно резануло слух Мирослава, но подумать о том, почему Алинин дядя употребил именно его для обозначения своего жилища, Стоянович не успел. В этот самый момент Артур резко обернулся и вдруг очень серьезно, и даже, как показалось Мирославу, менее дружелюбно обратился к нему:
– Ты считаешь ЭТО все блажью, Мирослав? – Артур сделал акцент на слове «это».
– Что ЭТО? – переспросил Мирослав, который прекрасно понял, о чем идет речь, однако, как всегда, хотел избежать философствования на тему вечных ценностей.
– Ты меня понял, я думаю. Просто не хочешь обострять, – неожиданно прямо продолжил Алинин дядя, – ты считаешь, что все это в наш век не имеет значения?
Выдержав долгий и пристальный взгляд Артура, лейтенант Стоянович вдруг почувствовал, как в нем нарастает раздражение. «Что за допрос?» – подумал он, но вслух, все еще не желая касаться этой темы, осторожно сказал:
– Я так считал, Артур, раньше. Признаюсь, и до сих пор подобные мысли меня посещают. Но после того, как я познакомился с вашей племянницей, я многое переосмыслил. Не скрою, меня удивляет то, что вы держите дома бумажные книги и иконы, что вы разговариваете по-французски, что вы общаетесь с племянниками и не разрешили сделать редукцию эмбрионов, но, по крайней мере, теперь я понимаю, почему вы так поступили. Я понимаю мотивы, по которым вы так дорожите своими традициями, поддерживаете искусственно то, что почти всеми уже забыто, и учите своих родных уважать и хранить истинные ценности… Другой вопрос, вижу ли я в этом смысл… Простите, но я пытаюсь быть предельно откровенным, вы же этого от меня хотите?