Белое движение. Исторические портреты. Том 2
Шрифт:
Когда сопоставляешь всю эту непрерывную цепь ударов, один за другим обрушивающихся на Гайду, сам собой напрашивается единственный вывод: начиная с 1926 года, Гайда подвергался в свободной и демократической Чехословакии постоянной и систематической травле со стороны властей страны и лично Президента Масарика.
Но, как это часто и бывает, подобная травля лишь способствовала росту популярности отставного генерала. На новых парламентских выборах 1935 года возглавляемая Гайдой Национальная Фашистская Община, выступая на этот раз самостоятельно, набрала чуть больше 2% голосов всех избирателей и преодолела избирательный барьер. В результате в Палате появилась уже фракция от НФО из шести депутатов во главе
Между тем надвигался уже новый политический кризис - Мюнхен, 1938 год. Гитлер требовал передачи Судетской области и угрожал войной. Как сейчас выясняется, это был чистой воды блеф: воевать Германия была неспособна, и даже без помощи союзников Чехословакия всё равно могла одержать победу. Но её союзники - Англия и Франция - предали её (так же, как они предали Колчака в 1919 году), а руководители государства не нашли в себе моральных сил, чтобы возглавить борьбу с агрессором. Бывший секретарь скончавшегося в 1935 году Масарика, ныне Президент Чехословакии, Э. Бенеш и бывший командующий чешскими войсками в Сибири, а ныне Главнокомандующий Чехословацкой Армией, генерал Я. Сыровой предпочли сдаться без боя. Это решение было для них совершенно закономерным: офицеры и солдаты, которые в 1919-1920 годах предпочли поступиться честью и ради сиюминутных материальных выгод предать своих русских товарищей по оружию, теперь, в критическую минуту, не смогли защитить независимость собственной страны. Традиции, заложенные тогда Масариком и Сыровым, принесли свои плоды...
Однако отнюдь не все в республике были готовы столь безропотно поднять руки кверху. И первый, кто призвал к сопротивлению, был Гайда. Не стоит удивляться, что он не стал сторонником Гитлера и коллаборационистом, ведь он был именно чешским фашистом и вовсе не считал, подобно нацистам, свой народ, как и остальных славян, «недочеловеками». В дни кризиса Гайда выступал с балкона Пражского университета перед многотысячными митингами и требовал только одного: дайте народу винтовки,- а он уж сумеет сам за себя постоять! В эти же дни Гайда демонстративно вернул британскому правительству английский орден Бани, полученный им за бои в Сибири.
В короткий период «послемюнхенской» республики, казалось, настало то долгожданное время, когда заслуги Гайды были наконец признаны и оценены по достоинству. 11 марта 1939 года все прежние постановления суда в его отношении были отменены, ему вернули чин дивизионного генерала и пенсию, что и было позднее поставлено ему в вину как «несомненное доказательство» его сотрудничества с оккупантами. После раздела Чехословакии и превращения Чехии в «Протекторат Богемия и Моравия» Гайда окончательно удалился в частную жизнь (кстати, вторая жена генерала Екатерина была русской, он женился на ней ещё в Сибири в 1919 году). Двое его сыновей, Владимир и Юрий, в годы Второй мировой войны сотрудничали с движением Сопротивления, и отец, по-видимому, негласно поощрял их в этом.
Однако с приходом в Чехию в 1945 году Красной Армии конец генерала предсказать было нетрудно. 12 мая 1945 года Гайда был арестован органами безопасности новой «народной» Чехословакии, совместно с советской военной контрразведкой «Смерш», как «коллаборационист» (которым он на деле не являлся), а также как бывший белогвардеец. Процесс по делу Гайды проходил с 21 апреля по 4 мая 1947 года; генерал был осуждён на два года лишения свободы, но поскольку Гайда к этому моменту уже находился почти два года в предварительном заключении, то примерно через неделю его выпустили на свободу. Подобная снисходительность объясняется просто: к этому времени Гайда был уже неизлечимо болен. Менее чем через год, 15 апреля 1948 года, он умер в Праге и был похоронен на Ольшанском кладбище. Так закончилась мятежная жизнь этого незаурядного человека.
Он далеко не был лишь «безродным выскочкой из недоучившихся фельдшеров», как злобно повторяли в эмиграции его многочисленные критики. И всё же в Белом
ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ В. О. КАППЕЛЬ
(Очерк: Александр Петров)
На сибирском таёжном разъезде Утай 20 января 1920 года от двустороннего крупозного воспаления лёгких скончался генерал- лейтенант Владимир Оскарович Каппель. До последнего дня умирающего генерала везли на санях, и лишь перед самой кончиной внесли в вагон одного из поездов, стоявших на разъезде. Генерал в бреду отдавал бессвязные команды, продолжая бороться с невидимым для других врагом. А мимо окон вагона тянулась бесконечная вереница саней: его армия уходила на восток, совершая беспримерный прорыв из небытия к бытию.
Генерал Каппель возглавил остатки армии адмирала Колчака в конце 1919 года, уже во время начавшегося безостановочного отступления, названного впоследствии Великим Сибирским Ледяным походом. В те дни, вследствие измены и недомыслия политиканствующих «общественных кругов», разом восстал тыл, а на единственной линии коммуникаций - Транссибирской железной дороге - безраздельно хозяйничали «союзники»-чехи, захватившие весь подвижной состав и открыто поддерживающие мятежников. В результате армия оказалась полностью отрезана от тыла и нормального снабжения и должна была, двигаясь на санях, в трескучий мороз пробивать себе путь через тайгу, не имея патронов, пищи, даже крыши над головой, чтобы согреться на привале. Перемешавшись с обозами, везя с собою раненых и тифозно-больных, в огне бесконечных схваток с красными партизанами, части упорно двигались к своей «Земле Обетованной» - в Забайкалье, где ещё держалась власть Атамана Семёнова. Там была жизнь, а здесь, вокруг - только смерть.
Армия буквально таяла на глазах, и когда 5 января 1920 года путь ей преградил восставший гарнизон Красноярска, разразилась катастрофа: тысячи отчаявшихся и потерявших веру людей безропотно пошли сдаваться в плен. Они были отпущены красными - и отправлены безо всякой помощи пешком на запад в Россию. К весне почти все умерли от тифа, голода и холода. Фотографии со страшными штабелями трупов на сибирских станциях, кочующие по советским историческим изданиям, - это не «жертвы колчаковского режима», это беженцы из замерзших поездов, оставленных чехами без паровозов, и пленные колчаковские солдаты, поверившие в гуманность Советской власти. Точнее, то, что от них осталось. Выжили те, кто не поверил посулам и не покинул своих рядов, кто остался с Каппелем и пошёл вместе с ним тяжким Крестным путём дальше на восток.
После Красноярска казалось, что армии настал конец, что она вот-вот развалится и превратится в беспорядочные толпы беглецов. Но генерал Каппель в эти последние две недели своей жизни сумел совершить чудо: остатки армии сплотились, навели, сколько это было возможно, порядок в своих рядах, и к Иркутску в начале февраля войска вышли уже сплочённой боевой силой, наголову разбив отряды, высланные им навстречу мятежниками из «Политического Центра» и Иркутским Ревкомом. В рядах защитников Иркутска, наскоро мобилизованных большевиками, уже начиналась паника. Но в очередной раз вмешались чехи, и остатки армии, отказавшись от штурма города, перешли по льду Байкал и соединились, наконец, с передовыми постами войск Атамана Семёнова. Генерал Каппель, уже мёртвый, был всё это время со своими бойцами: его тело везли на санях в грубо сколоченном гробу как величайшую святыню. И после выхода в Забайкалье все бойцы, совершившие этот поистине Ледяной поход, в память о своём командире стали именовать себя «Каппелевцами».