Белое движение. Исторические портреты. Том 2
Шрифт:
Эти события произвели страшное впечатление на Миллера и на Земское Собрание. Главнокомандующий был вынужден пойти на уступки, в результате чего сформировалось объединённое, из различных групп и политических партий, правительство, названное «Правительством Спасения». Оно выпустило воззвание к населению с призывом к борьбе, хотя в это время думать можно было уже только об эвакуации. На фронте разложение перекидывалось от одного полка к другому, и они отходили к Архангельску. За несколько дней, с 8 по 16 февраля, перестали существовать Онежский, Селецкий, Двинский фронты.
Тем не менее 16 февраля на заседании Городской Думы и общественных организаций Миллер выступил с речью, заверяя, что на фронте положение серьёзное, но не безнадёжное, и призвал думцев ехать на фронт для воодушевления
Главнокомандующий прекрасно осознавал свои обязательства перед офицерами и солдатами-добровольцами, но не сумел проявить в эти последние дни Белого Севера ни распорядительности, ни мужества. Уход из Архангельска был назначен на 19 февраля, а пока на прибывший утром 18-го ледокол «Козьма Минин» тайком были погружены Штаб и моряки с семействами. Утром 19-го погрузка шла на яхту «Ярославна», но об этом не были осведомлены даже все воинские учреждения Архангельска. Утром 19 февраля 1920 года «Ярославна» и «Минин» отошли от пристани...
Миллер позорно бежал, с ним выехало всего около 650 человек. В Белом море «Минина» нагнал оставленный в порту и захваченный там вышедшими из подполья большевиками ледокол «Канада», который открыл было огонь по беглецам, но после недолгого боя повернул назад. В жизни Евгения Карловича перевернулась самая яркая страница, которая могла бы стать и самой славной и доблестной, если бы не это постыдное оставление солдат своего фронта на растерзание большевикам. В своё оправдание он писал на борту ледокола: «Может быть, другой, более опытный, более предусмотрительный и государственно развитый руководитель мог бы сделать лучше и больше... [Я] сделал, что мог и как умел, и в одном только чувствую угрызение совести, что в критический момент я оказался не с теми, кто всем рискует на фронте, а на пароходе, отвёзшем меня, правда вопреки моим намерениям, не в Мурманск, а в Норвегию, за что меня вправе будут упрекать те, кто с таким трудом ныне пробивается в Финляндию». Трудно сказать, намеревался ли он в самом деле следовать в Мурманск, а тем, кто в снегах без дорог отходил в Финляндию, было не легче от его угрызений совести. Бегство Главнокомандующего офицеры приняли близко к сердцу, среди них было даже несколько самоубийств. От Печоры до Мурмана войска распадались, подчас арестовывая и выдавая большевикам своих начальников, сдаваясь на милость победителя, хотя на самом деле милости ожидать не приходилось. «Штабы предали фронт», - подводило офицерство итог борьбы на Севере.
Красный комиссар Н. Н. Кузьмин считал столь лёгкую ликвидацию Северного фронта «удивительно счастливой». По его мнению, белые могли бы без особых затруднений выполнить план эвакуации и дойти до Мурманских позиций благодаря плохому состоянию советских войск, обессиленных тяжёлой зимой. Расстояние между ними и отступающими измерялось десятками вёрст. Но не было лица и центра, которые бы координировали эвакуацию отдельных участков Белого фронта. После бегства Штаба и Главнокомандующего его бойцы пали духом и во всём видели измену. Из многотысячной армии удалось уйти в Норвегию и Финляндию лишь немногим более 1 200 военнослужащих.
Находясь в Норвегии, генерал Миллер, как мог, содействовал обустройству заграницей своих бывших подчинённых, помогал денежными средствами, способствовал переходу к мирной жизни. Его заботы были, хотя и в малой степени, искуплением той вины, которую он чувствовал по отношению к тем, кто был брошен на Северном фронте. Евгений Карлович пытался добиться разрешения на отправку русских беженцев из Норвегии в Великобританию, но это не удалось, и 28 февраля было решено интернировать
Как писал Миллер, беженцы в большинстве своём - «беспомощные люди, к заграничной жизни мало приспособленные и едва ли [они] найдут там себе заработок». 26 февраля 1920 года бывшим Главнокомандующим была создана специальная комиссия для разрешения вопросов, связанных с устройством русских за рубежом, а 11 июня он учредил Временный Комитет по делам беженцев Северной Области в Норвегии и Финляндии, задачами которого стали руководство лагерями беженцев, содействие в отправке военнослужащих в армию П. Н. Врангеля, обмен «северных» ценных бумаг на иностранную валюту, выдача денежных пособий нуждающимся и помощь в трудоустройстве лиц, остающихся в Норвегии и Финляндии. Комитет непосредственно подчинялся Миллеру и был ответственен только перед ним.
Командование полагало, что большинство офицеров отправится на Юг России для продолжения борьбы с большевиками, но многие, как отмечал Евгений Карлович, предпочли остаться «самоопределяющимися беженцами, которые мечтают устроиться заграницей, не возвращаясь в Россию». Мало кто помышлял и об отъезде в Советскую Республику, однако их бывший военачальник генерал Миллер почему-то считал это возможным, обращаясь в марте 1920 года к бывшему министру иностранных дел С. Д. Сазонову за содействием «для получения международной гарантии личной и имущественной безопасности для лиц, желающих вернуться в Советскую Россию». И хотя Сазонов ответил 20 марта на эту просьбу совершенно недвусмысленно: «Получение от советских властей, хотя бы при посредстве союзных держав, гарантии... представляется при нынешних условиях совершенно непостижимым», - всё же из финского лагеря около двух десятков русских солдат были высланы в конце марта в РСФСР. На замечание одного из офицеров о том, что никто не давал Миллеру права выдавать беженцев на расстрел или смерть в тюрьме, Миллер не смог ничего ответить, а лишь, «сильно волнуясь, встал и стал ходить из угла в угол по комнате»...
Большинство же интернированных получило визы на выезд в другие европейские страны или на Юг России (туда, однако, отправилось только 36 человек из Норвегии и 609 - из Финляндии). 15 июня 1921 года в связи с тем, что все денежные средства, находившиеся в распоряжении Комитета, закончились, приказом Миллера он был упразднён.
Сам Евгений Карлович ещё летом 1920 года отбыл в Париж для исполнения обязанностей представителя генерала Врангеля во Франции (Главноуполномоченного по военным и морским делам Главнокомандующего Русской Армией). Важность деятельности Миллера на этом посту с июля 1920 по апрель 1922 года можно понять, помня о политике Франции по отношению к Русской Армии, эвакуированной в ноябре 1920 года из Крыма. «Под угрозой голода была сделана попытка распылить армию», — констатировал впоследствии Миллер. Предполагалась перевозка войск на Балканы, и генерал развил энергичную деятельность по поиску лиц, могущих финансировать этот переезд. Через бывшего посла А. Бахметьева было получено 400 000 долларов; впоследствии было найдено ещё 200 000 долларов и 1,5 миллиона франков, а осенью - ещё 500 000 долларов от «Совета послов». С получением этих средств создавалась некоторая база для переговоров представителей Врангеля с правительствами балканских стран.
Оказал Миллер помощь и приехавшему в середине июля 1921 года в Париж начальнику Штаба Русской Армии генералу П. Н. Шатилову. «В высшей степени воспитанный человек, большой эрудиции, скромный, спокойный, хорошо владеющий многими языками» (воспоминания Шатилова), Миллер сопровождал его при необходимых визитах. Начальник Штаба маршала Фоша генерал Вейган обещал содействие в сохранении в русских лагерях нужного пайка и в давлении на французские власти в Константинополе, чтобы они не препятствовали распоряжениям генерала Врангеля.