Белое и Черное
Шрифт:
Как зомби по комнате передвигались люди, хмельные и отвратительно опустившиеся — зрелище вообще не для слабонервных. В углу фото Алексея в черной рамочке, перед ним догорает церковная свеча. На снимке Лешка Проданов еще пацан с шальной улыбкой и кепкой, повернутой козырьком назад. Да, таким Юля его помнила.
Стол посередине с грязной посудой и эмалированной кастрюлей супа, из которой торчит поварешка, наполненная лапшой и кусочками картошки.
Юлия подошла и стала вынимать пироги, которые сама испекла. Они были уже порезаны, осталось только разложить. Люди
— Сядь, раз пришла, — благосклонно прошамкала лехина мать.
Юлька опустилась на расшатанную табуретку и сложила, сплетенные между собой руки на коленях.
Говорили обязательные и предсказуемые по этому случаю слова, одни и те же, по кругу. От заезженных речей было тошно: «Хороший парень. Жить да жить. На кого же ты нас покинул?»
— Внучат бы хоть привела поглядеть, — потеряв ориентир, маманя обращалась куда-то в сторону.
Юлия затосковала и принялась разглядывать рисунок на изрезанной, с прожжёнными дырками клеенчатой скатерти.
Улучив момент, когда бывшая родственница перешла на пьяное завывание, качаясь из стороны в сторону… Юля сбежала.
У внедорожника курил полковник, выпуская дым кольцами. Снег летел на лысую, ничем не прикрытую голову и таял, недолетая, словно вокруг Травкина был пылающий нимб из огня.
— Сереж, я же шапку тебе связала. Простынешь, — начала упрекать Юлька и прижалась к нему, вскинув голову.
«Красивая и такая своя» — подумал он, обняв одной рукой женщину. Вторую отвел, чтобы сбить пепел с сигареты и последний раз затянуться. Поверх юлькиной головы увидел бабку в окне первого этажа барака, откуда только что вышла Юля. Подмигнул ей. Бабуля шарахнулась и перекрестилась, будто черта рогатого увидала. Травкин тихо рассмеялся, по-доброму так, без обиды. Подтолкнул Юлю к машине, распахивая пассажирскую дверь.
— Ну, в твою квартиру, говоришь, за вещами? — завел двигатель.
Покраснев, Юлия угукнула. Оба понимали, что если вдвоем сейчас переступят порог — заветную черту пустой квартиры… То будет жарко. Грешно. Обратного хода нет.
— Поднимешься со мной? — спросила, не повернувшись. Теребила пальчиками края шарфа. Смотрела куда угодно, только не на него.
— Юль, я все понимаю. Не будет розовых бантиков и охренительных фраз. Я трахаю жестко. Просто трахаю, без сопливых сантиментов.
Она захлебнулась воздухом, широко раскрыв рот и захлопав ресницами. Рука дернулась, чтобы схватить дверную ручку.
— Говорю честно, как есть, — полковник хмыкнул, от предсказуемой реакции.
Женщина, скрутив ладонь в кулак, заткнула им губы, будто призадумалась, как правильно ответить или не сказать лишнего. Ощутимо пахло мужским желанием и ее тело реагировало остро, требуя древнего ритуала. Хотелось быть слабой и подчиниться,
— Пошли, — выплюнула слово и выпрыгнула наружу, словно боялась передумать.
— Дурочка, — процедил Череп, вынимая ключ из замка зажигания.
Глава 25
Травкин захлопнул за собой дверь, провернув «бабочку» замка на три оборота. Потянулся к выключателю.
— Не включай, — тихо проговорила она, стягивая с шеи шарф, снимая шапку. Мяла ее в руках, не зная, куда девать от волнения.
В полутемной прихожей, где в угловой розетке мерцал точечный ночник, он все равно отчетливо ее видел.
Всмотрелся в юлькины глаза, полные решимости, желания и глубоко запрятанного огня. Чем дольше он на нее смотрел, тем сильнее пламя поднималось, захватывая разум. В висках у обоих барабанила шальная кровь.
Сергей подошел вплотную и вытянул шапку из негнущихся рук, швырнув ее точным баскетбольным броском на верхнюю полку. Каждая пуговица пальто сдалась без боя. Движения его стали резче, словно двигатель в груди Травкина набирал обороты. Череп вытряхнул ее из пальто, и из сапог. Быстро по-армейски скинул куртку сам, не теряя зрительного контакта.
Толкнул ее к стене лицом. Опустил руку на живот и ниже, чтобы дернуть молнию джинс. Ни одного лишнего движения. Все отточено, будто происходило множество раз.
Юлька выдохнула, услышав шелест фольги от презерватива. Выгнулась, чтобы ему было удобней. Вскрикнула, когда он ее заполнил одним толчком. Никаких раскачиваний. Таранил жестко, как обещал, только успевай держаться за твердую поверхность. Юлькина голова дергалась, запрокидываясь назад. Женское тело жило отдельно, а сама Юля летала где-то под потолком, со стороны наблюдая за действом… Словно, не ее стоны разносились по квартире, не ее губы надрывно просили еще.
Фейерверк в голове. Юлия билась, как припадочная, издавая грешные гортанные звуки. Какое-то время ее не существовало вовсе. Потом вдруг стало холодно. Травкин отстранился, а она осталась стоять с разведенными ногами и руками, упирающимися в стену выше ушей.
— Отомри, — шлепок по попке заставил захлебнуться от возмущения и немного привел в сознание.
Хорошо же было. К чему шуточки? Она, натягивая штаны и слышала, как Сергей в ванной моет свой агрегат, напевая что-то совсем простое: «Тра-та-та».
С трудом передвигая ноги, женщина дошла до кухни, чтобы поставить чайник. Свет она включила только в коридоре, словно боялась, что яркость разрушит эту интимность, прогонит тайну, что теперь между ними. Замечательно шумит чайник, Травкин тарахтит. Ей было хорошо сейчас и не важно, что день начался с поминок.
Юльке было не жаль блудного мужа, который получил то, что получил из-за своей глупости и эгоизма. Она была благодарна судьбе, что в ее жизни появился Травкин — мужчина с принципами и своими установками… Защитник, вставший на сторону слабой женщины и ее детей.