Белое море
Шрифт:
— Благодарю.
Разглядывая цветы, я безуспешно ломала голову, не представляя, кто мог мне их отправить. Отец? Только он знал о моем приезде, о гостинице, где мы остановимся, но я интуитивно чувствовала, что это не букет от отца для дочери. Что-то в нем было… говорящее, заявляющее… Нежность очень тонко сплеталась со страстностью, именно таким я представляла букет любимой женщине. Неужели Матвей? Если он приближен к моему отцу, то вполне мог узнать о моем приезде в столицу.
Сердце выбило несколько радостных трелей, после чего стало стыдно, мучительно больно и неловко. Мы разорвали наши отношения, мне казалось, все бесповоротно ушло, но Матвей снова ворвался в мои мысли, заставив прочувствовать
Первым порывом было выбросить цветы из окна, но рука зависла над букетом, и я не смогла так с ним поступить. «Просто выскажу ему, что думаю, и пусть знает, что я не растаю от его цветочков!» — приняла решение, и весь оставшийся вечер старательно избегала взглядом букет.
Следующий день стал очередным триумфом для Матильды, когда она прибыла на встречу в Комитет по образованию, и там ей устроили царский прием. Ей одной из первых вручили награду — памятную статуэтку, подарили роскошный букет, она выступила с речью, сорвала овации, и заняла свое место, так же аплодируя другим заслужившим награды. Позже ей назначили встречу для уточнения деталей, подписания контракта, и Круторогов лично пообещал взять дело под свой контроль. Вся моя злость улетучилась при виде счастья Матильды, и я искренне улыбнулась отцу, отчего он едва не забыл о конспирации.
— Госпожа Стрелицкая, а позвольте задать вам один вопрос!
— Разумеется, господин Круторогов, — опекунша зарумянилась.
— Есть ли у вас с вашей подопечной планы на вечер?
— Мы не думали… — растерялась и еще пуще раскраснелась Матильда.
— Я не хочу показаться вам невежливым, однако моя хорошая знакомая осталась без своих привычных спутников, и ей не с кем пойти на балет. А ведь это наделавшая шума «Аурелия»!
Я едва не поперхнулась. «Аурелия», популярнейший балет, о котором я столько слышала, и который даже не мечтала увидеть своими глазами! О нем говорили, что во время гастролей льевольская публика едва штурмом не взяла театр, требуя увеличить количество выступлений. Сам крол отметил высокий уровень мастерства хореографа, и выразил восхищение работой композитора, наградив их во время праздника в своем дворце.
Матильде не нужно было смотреть на меня, чтобы понимать, как сильно я желаю попасть в театр, но ей явно было неловко согласиться.
— Господин Круторогов, я и даже не знаю, что ответить. Это настолько лестное приглашение, что мне крайне неловко.
— Вы бы сделали доброе дело. Я сегодня занят, и не смогу составить компанию моей доброй знакомой, а вам она была бы рада. Да и вам было бы полезно развеяться. Все-таки вы прибыли в столицу, да еще и в зимний сезон, так что это просто преступление, уехать, не посетив главные туристические места!
В итоге ему удалось заставить опекуншу поменять мнение, и оставил он нас не раньше, чем пообещав прислать приглашения, и объяснив, с кем нам предстоит провести вечер в ложе бельэтажа.
— Элиф, ты ничего не хочешь мне рассказать?
Мы сидели в ресторане рядом с нашей гостиницей, когда Матильда задала неожиданный вопрос. Я опешила, не донеся ложку до рта.
— О чем?
— О том, почему господин Круторогов так вежлив и галантен? Он только и делает, что поддерживает нас, и сыплет подарками. Это ведь от него тебе пришел букет? И не смотри так, я имею право задавать подобные вопросы.
Если бы можно было провалиться под землю от одной силы мысли — я бы с удовольствием это сделала, лишь бы не ерзать под ее пристальным и настороженным взглядом. Ну и как ей все это объяснить? Что мне врать?
— Касательно букета — я не уверена, там не было записки, а господин Круторогов не похож на того, кто стал бы баловаться подобным образом. Ну а насчет вежливости, и
Матильда глубоко задумалась, и, надеюсь, мне удалось увести ее мысли из опасного русла. Хотя… Только сейчас до меня дошло: вряд ли она могла предположить, что на самом деле нас с Крутороговым связывает родство! Скорее всего подумала, что известный попечитель увлекся молоденькой ученицей из смертных! Какое унижение! После такого у меня напрочь отбило аппетит, и я лишь вяло ковыряла содержимое тарелки, мечтая скорее убраться отсюда, остаться в своем номере, и спустить пар без свидетелей.
Только вот этой мечте не суждено было сбыться: в театр полагалось явиться нарядной, и Матильда с нашими помощницами перетрясли весь мой гардероб, остановившись на белом платье. Конечно, вряд ли оно могло сравниться с одеяниями дракониц, но у меня все равно не было ничего лучше, да и не полагалось нам, наверное, смертным, затмевать родовитых красавиц.
Собрав волосы в элегантную прическу, прислуживающая нам драконица несколькими штрихами нанесла на мое лицо удивительный макияж, который совершенно не было заметно, но который преобразил мое лицо, сделав его свежим, изящным, нежным и сияющим. Я с удивлением разглядывала свое отражение, подумав, что со дня представления еще не выглядела так красиво.
Накинув теплые накидки, мы запрыгнули в экипаж, и поспешили в театр, хотя из-за предпраздничной загруженности дорог дойти пешком было бы быстрее. Матильда нервно поправляла юбки, и было видно, что предстоящее мероприятие не радует ее так, как полагалось. Во мне же закипало радостное возбуждение: я даже не мечтала увидеть знаменитый балет в лучшем театре, но примерно через час это случится! Благодаря моему отцу, который не может во всеуслышание признать меня, и которого опекунша заподозрила в куда менее благородных намерениях. Да уж, ситуация… Эта мысль капнула ядом в мои сладостные мечты, и остаток пути мне пришлось снова сдерживать слезы унижения.
В итоге я прислонилась разгоряченным лбом к стеклу, и попыталась взять себя в руки. Благо, открывающиеся нам виды изрядно помогли: невольно я отвлеклась от мрачных мыслей, любуясь роскошными усадьбами, яркими площадями, нарядными драконами, гуляющими в центре.
— Сударыня, гляньте сюда!
Я обернулась к Матильде, и увидела из ее окна наш театр. Вереница экипажей стекалась к этому величественному зданию, останавливалась у входа, принимавшего новых гостей, и беспрестанно сменяясь. Нам пришлось минут восемь простоять в очереди, прежде чем мы смогли подъехать к театру. Нашу дверцу открыли, помогли выбраться, пожелали отличного времяпровождения, и впустили внутрь.
Работница театра, источавшая униженное почтение перед семейством в мехах и драгоценностях, перевела взгляд на нас, и он мгновенно наполнился негодующим презрением.
— Данный вход предназначен для избранной публики. На последний ярус поднимаются по отдельным лестницам, вам нужен боковой вход в театр, — выдала она, даже не поздоровавшись.
Лицо Матильды заледенело, приняло такой же презрительный вид, и она молча протянула пригласительные. Глаза женщины удивленно округлились, когда она увидела слово «бельэтаж», но окончательно ее добила подпись господина Круторогова, и указание на то, что мы — его почетные гости. Только тогда она окинула всю нашу компанию, и заметила среди наших прислужниц кровную драконицу. Теперь вид у женщины был по-настоящему жалким.