Белоснежка и семь апостолов
Шрифт:
Кузнецов, щурясь, следил за моей лихорадочной беготней.
— Что, накатило?
— Нет, просто… Я кое-что понял. И… знаешь, я все-таки пойду, — наконец решился я. Прозвучало немного виновато.
— Хорошо, — отозвался он бесстрастно.
— Друзья, не торопитесь делать ноги, меня не оставляйте без подмоги! — возопил Пахом, заламывая ручки. — Я в этом ихнем чертовом подвале до дней весенних дотяну едва ли… Ведь путь свободен, так бежим на волю. — В голосе Пахома зазвучали повелительные ноты. — Давайте, пошевеливайтесь,
— Пошел ты…! — вырвалось в рифму.
Я явственно понял, что должен сейчас сделать.
Подошел к Отто (кукла задрожала, отклоняясь от меня в ожидании то ли удара, то ли окрика), наставил на него сложенные пистолетом пальцы. Мысленно нажал на спуск. Стер.
Голова Отто дернулась, белое лицо медленно поднялось.
Ничто не затрепетало во мне. Это больше не был Отто.
Не жаль.
— Убей… — разлепились губы. Голос был настоящий, не пахомовский.
Но кукла тут же подхватила:
— Вы выиграли, упейтесь ликованьем! Я ухожу. Спасибо за вниманье! — Пахом раскланялся, и рука Отто обвисла.
— О, пожалейте… бедного Пахома… — снова выговорил Отто бесцветным голосом. — Ему не пережить… подобного облома… Но в качестве прощального привета… он просит Венди передать вот это…
Он рывком поднес неподвижного Пахома к лицу, вцепился в него зубами, словно хотел одним глотком выпить из него и кровь и душу, разорвал ткань, потом пальцами левой, все еще пристегнутой руки покопался в кукольных потрохах и вынул красное тряпочное сердце.
— Бери… В аду увидимся мы скоро… Людмила отомстит за Черномора…
Я попятился к двери, не в силах выносить этот бред.
— Влад, пошли.
Отто уронил голову, ослабевшие пальцы выпустили игрушечное сердце, и оно подбитым мотыльком скользнуло на пол. Медленно сползла с опущенной руки распотрошенная окровавленная кукла. Пахом повисел несколько секунд вниз головой, бессмысленно тараща на нас нарисованные глаза, потом сорвался и упал.
— Он… перестал думать, — чуть слышно сказал Влад.
— Он перестал дышать. — Кузнецов подошел к Отто и пощупал пульс на руке и шее. — Он мертв.
…Все чувства притупились. Цвета потускнели, очертания людей и предметов потеряли четкость, приглушились звуки; я не мог сказать — тепло или холодно… Я даже не запомнил обратной дороги и пришел в себя только у незнакомой железной лестницы. Кузнецов что-то объяснял мне, усиленно жестикулируя. Влад стоял рядом и кивал. А я тупо глядел перед собой и мял в кармане какой-то катышек.
— Все запомнили? — командным голосом выпалил мне в лицо Кузнецов. От меня кажется требовалось ответить «так точно». Что я и сделал без особого энтузиазма.
Андрей все понял по моим глазам. Вздохнул. Наставил на меня палец и четко, по слогам сказал:
— Выйдешь на поверхность —
— Понял.
— Давайте, вперед.
Я кивнул. Почему-то вырвалось:
— А ты?
— Я конторе душу продал, — ухмыльнулся Кузнецов, — Ничего, не пропаду. Вот получу вольную, может, и свидимся.
— Я позвоню, — пообещал я.
— Давай уже, пошевеливайся.
Мы с Владом стали подниматься наверх.
Лестница окончилась круглым люком.
«Пенопласт», — мысленно сказал я железяке. Люк побелел, я проломил его кулаком, и в дыру хлынули свет и снег.
Мы выбрались на обочину дороги. Я огляделся, пытаясь сориентироваться. Голова кружилась. Не от усталости — от предчувствия очередного нырка в будущее. Не сейчас, взмолился я, только не сейчас. Я ничего не хочу знать о будущем, будь оно проклято.
Я внутренне напрягся, сдерживая приступ — и через пару секунд отступило.
— Эй! — услышал я сквозь шум дороги звонкий голос Венди. — Это же они! Туда, туда, вон Артем!
Обдав меня снежными брызгами, рядом затормозил микроавтобус. Распахнулась дверь, и из салона повыпрыгивали ребята. Обступили гомонящей стеной, кто-то полез обниматься. Холодные ладони сжали мое лицо. Я опустил глаза и увидел близко-близко лицо Венди. И вдруг показалось, что мы отгорожены от всего мира глухой стеной — только я и она.
— Где Отто? — выдохнула она.
— Отто умер.
Я не знал, что еще сказать.
И только сейчас я догадался, что за комочек в кармане беспокойно теребят мои пальцы.
Я взял Венди за руку и вложил в ее ладонь кукольное сердце.
Она вскрикнула и села на снег, зажав рукой рот. Стало тихо-тихо, только машины шуршали мимо.
— Так вышло, Венди, — пробормотал я. — Никто не виноват. Он просил передать…
Она подняла на меня огромные глаза без бликов света и отвела от лица дрожащую руку. Снег запутывался в ее волосах, губы кроваво алели на бледном лице. «Белоснежка, — отстраненно подумалось мне, — вот как выглядит настоящая Белоснежка, а вовсе не так, как Дисней нарисовал».
— Они убили его, — произнесла она утвердительно и начала медленно подниматься, неотрывно глядя мне прямо в глаза.
— Нет… — замялся я, не умея объяснить произошедшее понятными и простыми словами. Впрочем, слова ей были не нужны. Вряд ли она их слышала.
— Артем… — Она плавно, по-русалочьи обвила мне шею холодными руками и привстала на цыпочки. — Они заплатят, правда? Мы отомстим. Помоги мне. Это совсем нетрудно.
— Да, — улыбнулся я, и сердце запрыгало от счастливого предчувствия: я обрадую ее! — Что мне делать?