БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ
Шрифт:
Да, но ведь есть еще Надя. Что с ней будет?
– задал сам себе вопрос Алехин, от которого у него похолодело в груди.
– Надя - верный друг, добрая сестра, заботливая, как мать. Все лучшие качества женщины соединились в ней… кроме одного - способности вызывать пылкую любовь. Любил ли ты когда-нибудь Надю?
– спросил Алехин себя и после короткого размышления ответил:- Нет. Чувство, которое ты питал к Наде, нельзя назвать любовью. Ты уважал ее, ценил, всегда старался заботиться о ней, делать так, чтобы жизнь ее была легкой и приятной. Но никогда, даже в первые минуты знакомства, совместной жизни с Надей
Он вспомнил свое первое знакомство с Надей на вечере в Париже, когда бездомный и гонимый судьбой он скитался от турнира к турниру, метался из страны в страну. В стремлении к шахматным успехам, в мечтаниях о шахматной короне Алехин просто не думал тогда о любви, даже не старался разобраться в своих чувствах к Наде. В это горячее время мысли его были заняты лишь одним - как можно лучше подготовиться к матчу с Капабланкой. Для этого нужны были домашний уют, внимание и забота ласковой женской руки. Надя самоотверженно помогала ему в подготовке, была для него женой и сиделкой, готова была отдать Алехину все, что имела. Он был благодарен ей за это, высоко ценил ее самоотверженность, старался сторицей отплатить за ее заботу, сделать все необходимое для ее счастья. И также отдавал ей все, что имел, все, что мог, кроме… любви.
«Неужели я так никогда и не любил Надю?
– спрашивал сам себя Алехин уже позже, лежа в постели, не в силах побороть бессонницу.
– Были ли отношения между нами хотя бы немного похожи на ту любовь, какую я испытываю к Грейс? Любовь страстную, чувственную. Нет, - решил Алехин.
– Любви никогда не было. Дружба, уважение - да. Но любовь? Нет!
Так что же теперь делать - уйти от Нади?
– терзался Алехин.
– Забыть прожитые годы, отплатить черной неблагодарностью за ее заботу, самопожертвование? Ради любви? А нужна ли любовь шахматисту? Ведь говорят, что шахматы п любовь - явления крайние, противоположные. Часто одно мешает другому. Ты же сам любил повторять: «Любовь, ревность требуют времени, а я не могу отрывать лишние секунды от шахматной работы на чувства». Кто мы? Марабу, отрешившиеся от жизни, проводящие все время в дымных шахматных кафе. Мы ведем жизнь особую, отгороженную от остального мира; жизнь, куда труден доступ женщинам…
А если все-таки отказаться от чудесно явившейся любви? Что тогда?
– рассуждал Алехин, пытаясь анализировать по привычке жизненные явления так же всесторонне, как шахматные варианты.
– Нет, - твердо решил он.
– Прожить жизнь, так и не испытав самого сладостного из всех чувств? Пожертвовать собой ради сохранения пусть многолетних, пусть установившихся, но все же холодных, бесстрастных отношений? Но ведь и Надю жалко, уход мой будет для нее страшным ударом. Как разрубить запутанный, сложный узел? Какое принять решение?»
Долго размышлял Алехин, уставясь раскрытыми глазами в ночную темноту. Любопытно, что во всех своих рассуждениях он ни разу не учитывал одного, и очень возможного, варианта. Он никак не предполагал, что Грейс может не любить его, что она откажется соединить с ним свою жизнь. В своих думах Алехин исходил только из своих чувств, своих желаний, своих решений. Интересная прямолинейность даже у такого гибкого объективного аналитика, как Алехин. Не из-за этой ли непоколебимой уверенности
Через день в номере Грейс Марго с удивлением следила за необычным поведением подруги. С ней творилось что-то необычное. Уже третье платье примеряла перед зеркалом Грейс, не зная, на каком остановить свой выбор. Померила светло-желтое с черной отделкой - не понравилось; зеленое надеть было нельзя - ходила в нем позавчера. Наконец она повесила на дверку шкафа светло-сиреневое платье с черным поясом. Трудный выбор был сделан.
– Не понимаю я тебя, - прервала молчание Марго,
Грейс повернулась к подруге и вопросительно посмотрела на нее.
– Что ты так стараешься?
– объяснила Марго.
– Могла бы найти получше.
– Он тебе не нравится?
– спокойно спросила Грейс.
– Шахматист. Что-то непонятное.
– Он - русский дворянин.
– Много этих дворян в Париже! В туалетах, швейцарами. За мной ухаживал один русский князь; оказалось - шофер такси, - зло сказала Марго.
Грейс подошла к зеркалу и, закинув голову назад, принялась заниматься косметикой.
– То ли дело Гарольд, - продолжала Марго.
– Ну… который играет на скрипке. Разве сравнить?
В словах Марго Грейс улавливала тщательно скрываемую зависть. Нет больших «доброжелателей», чем ближайшие подруги!
– Разорившийся баронет!
– презрительно молвила Грейс.
– Чтобы я всю жизнь мазала ему смычок канифолью? Да он и на скрипке-то играть не умеет!
– А шахматист лучше? Что-то вроде карточного шулера, - не унималась Марго.
– Он чемпион мира, шахматный король. А я буду шахматная королева, - кокетничала Грейс.
– Ладно, одевайся быстрее, - перебила подругу Марго.
– Уже пятый час.
– Подождет. Передай, пожалуйста, лосьон, - попросила Грейс.
Марго взяла пузырек с косметической жидкостью и внимательно его осмотрела. Прежде чем передать лосьон Грейс, она взглянула на содержимое пузырька.
– Это ты приготовляешь сама?
– спросила Марго.
– Зачем?
– Теперь все сами готовят лосьон. Парфюмеры в панике - убытки.
– Все-таки чем он тебе не нравится?
– пропустила мимо ушей объяснение подруги Грейс.
– Интересный мужчина!
– Ну, если он нравится тебе, - развела руками Марго и замолчала, уткнувшись в журнал.
– Но ты опаздываешь, - буркнула она через минуту, подняв глаза от журнала на часы.
Грейс нарочно растягивала косметические «операции». Лицо ее, постепенно покрываемое кремами и мазями, становилось неузнаваемым и походило порой на маску клоуна.
– Подождет, - спокойно повторяла она.
– Никогда не приходи вовремя на свидание.
– Я не могу так, - отвечала Марго.
– Он же волнуется, ждет.
– И пусть ждет, - кокетничая, произнесла Грейс игривым голосом.
Грейс и Марго не спеша вошли в турнирный зал. Как будто и не было этого получасового опоздания. Грейс сразу увидела Алехина: он сидел в самом углу веранды напротив маленького господина с седой головой и горбатым носом. «Э. Ласкер» - издалека прочла Грейс на привешенной к столику бумажке фамилию противника Алехина.