БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ
Шрифт:
Злой, с насупленными бровями появился Алехин на сцене. На нем был необычный наряд: черный фрак, крахмальная сорочка, белый жилет и бабочка, черные лакированные туфли.
– Какой вы сегодня нарядный!
– воскликнул один из репортеров.
– Это в честь доктора Эйве, - тихо промолвил Алехин. Давно уже, когда его дела в матче начали складываться плохо, Алехин решил в случае поражения обязательно прийти на последнюю партию во фраке. Пусть печальный для него момент, но все-таки торжественный. Передача шахматной короны! Внешне Алехин выглядел спокойным, однако спокойствие было напускное. Он просто с трудом играл заученную роль. Сегодня Алехин не взял с собой даже кота. «Зачем ему видеть мой позор», - горько сказал он сам
Если в начале партии Алехин был спокоен, то голландский чемпион явно нервничал. Делая первый ход ферзевой пешкой, Эйве зацепил рукавом своего короля. «Плохой признак для Эйве», - невольно подумал Алехин и тут же вспомнил предсказания Клейна. От этих дум его отвлекли слова Эйве.
– В любой момент я согласен на ничью, - тихо сказал голландец.
Заявление Эйве со спортивной стороны было, может быть, и не совсем уместным. Но что делать?! Как можно быть строгим судьей в минуты такого неимоверного напряжения нервов? «Конечно, его устраивает ничья, - усмехнулся про себя Алехин.
– Она дает ему звание чемпиона мира».
А Алехину было все равно: ничья или проигрыш. И так и этак матч проигран. Какая разница: два очка разрыва или одно? Только победа его спасала, лишь очко уравнивало счет всего матча и сохраняло шахматную корону. Значит, нужно играть, не боясь поражения. Резко на выигрыш, только в обострениях его шанс!
Уже первые ходы чемпиона мира показали, что он играет ва-банк, не считаясь с тем, что ослабляет собственную позицию, сжигает за собой все мосты. Принятый ферзевый гамбит вскоре перешел в защиту Грюнфельда. Белые получили по дебюту заметное преимущество. Фигуры Эйве стояли значительно активнее, его пешки захватили центр и обеспечивали пространственный перевес.
На одиннадцатом ходу Алехин надолго задумался. Он увидел удобный способ сразу добиться полного уравнения игры.
Очень просто: продвинуть на два поля вперед центральную пешку, это вызовет размены и позволит без труда закончить развитие черных фигур. Маневр был не новым, он много раз применялся в подобных позициях, и Эйве, конечно, видит возможность сильного контрудара черных. «Но ведь это вызовет упрощение позиции, - с. горечью подумал Алехин.
– Эйве будет легче сделать ничью. Что же делать? Что избрать?
– мучился Алехин.
– Логика, шахматные законы, все требуют этого хода. Известно: даже стремясь к победе, не нужно бояться упрощений. Самая худшая игра на выигрыш - это игра на осложнения. Сколько шахматистов погибало, упорно убегая своими фигурами от разменов. И все-таки размены облегчат Эйве достижение ничьей. Играть с ним равный эндшпиль? Нет, в таком состоянии нечего и думать переиграть его в длительной маневренной борьбе. Не те нервы. Будь что будет! Рискну!»
И Алехин отказался от хода, упрощавшего положение на доске. Хотя его позиция вскоре стала критической, он все еще не терял надежды. «Что он, железный, что ли?
– подумал Алехин о противнике.
– Может и он ошибиться». Однако в решающий момент сказалась выдержка и стальные нервы голландского чемпиона. После волнения первых минут Эйве освоился и с завидным хладнокровием отразил необоснованный выпад черных. После двух энергичных ходов белых ферзь Алехина оказался в западне. Чтобы спасти его, Алехину пришлось отдать пешку. При позиционном перевесе у Эйве теперь был и материальный. Дело Алехина стало безнадежным.
Зрители поняли всю трагичность положения черных скорее не по демонстрационным доскам, а по поведению Алехина. Чемпион мира начал вдруг нервничать, закуривал одну папиросу от другой и тут же мял их в пепельнице. Он
Затуманенным взором смотрел Алехин вокруг. Справа от него в глубине турнирного зала в напряженном ожидании притихли сотни возбужденных голландцев. Они готовы были броситься на помощь своему любимцу, оградить и защитить его.
Слева с надоевшей уже картины прямо в глаза ему смотрел древний рыцарь с бородой. Тоже голландец, хотя и в старинном одеянии. «Нет тебе пощады!» - говорил, его пристальный взгляд. Крепкая рука сжимала рукоятку шпаги. Более десятка (воинов - предков современных любителей шахмат - готовы были в любую минуту сойти с картины и со шпагами броситься на Алехина.
Впереди, за спиной думающего Эйве, стояли Ван-Гартен, Ликет, демонстраторы. Они внимательно смотрели на демонстрационную доску, что-то шептали друг другу. «Ждут моей гибели», - подумал Алехин и посмотрел назад. Здесь за столиком сидел высокий секундант Эйве Геза Мароци. Он тоже нервничал, и Алехин вполне понимал его. Ведь Эйве - ученик Мароци, кто же не будет болеть в такую минуту за своего ученика?
«Враги, кругом одни враги, - подумал Алехин.
– Все ждут моей гибели. И ни одного человека за меня. Спасенья ждать неоткуда, катастрофа неизбежна. Так что же, сдаваться? Капитулировать?» «Я царь еще!» - вспомнил он предсмертный крик Шаляпина в «Борисе Годунове» и невольно поднял выше голову. Скрестив руки на груди, погибающий чемпион стал лихорадочно искать шансы в расположении фигур на доске.
Но откуда их было взять?! После хода Эйве Алехин продумал целые полчаса, мобилизовав все силы уставшего, измученного мозга. И он, может быть, лучше, чем кто-либо другой в этом зале, понял, что в такой позиции даже ничья - несбыточная мечта, не то что выигрыш. Осталась одна надежда - на чудо. «Зевнул» же Чигорин Стейницу мат в два хода в совершенно выигрышной позиции. И то же в матче на первенство мира. «Нет, Эйве не Чигорин, - разуверил сам себя Алехин.
– У пунктуального голландского математика не бывает грубых просмотров. В позициях с явным перевесом он неподражаем».
Для Эйве момент, видимо, тоже был трудным, а может быть, он просто оказался тонким психологом. Видя мучения противника, голландец решил избежать риска, связанного с дальнейшей игрой, пусть даже в совершенно выигрышной позиции.
– Вы все еще не хотите ничьей?
– тихо спросил он у противника и улыбнулся в ответ на его отрицательный жест.
По рядам зрителей пробежал ропот возмущения. «Как он смеет отказываться от ничьей в такой позиции? Сдаваться нужно, ведь у Эйве две лишние пешки. Это некрасиво!» Шум становился все сильнее, и судья призвал зрителей к порядку. Возмущение в зале уже не проявлялось больше так громко, зато оно перекинулось на улицу, где у входа в помещение для игры стояли сотни амстердамцев, не сумевших попасть на матч. Величественные полицейские на рослых лошадях сдерживали толпу, не обращавшую внимания на проливной дождь.
Победа Эйве была близка. Голландец с удвоенным вниманием высчитывал несложные варианты. Он уже разменял ферзей, теперь у него было две лишние пешки в простом окончания. Стремясь быстрее закончить эту трудную партию, он начал двигать вперед центральную пешечную массу. В такой позиции ему было просто играть, слишком велик был перевес белых. И все же даже самые простые ходы Эйве проверял по нескольку раз. Сейчас нельзя ошибаться, сейчас каждое неточное движение, один нервный взмах руки может стоить звания чемпиона мира, трудов всей жизни. Согнувшись дугой, подперев голову руками, Эйве с трудом помещал свое длинное тело за маленьким низеньким столиком. Его щеки порозовели, аккуратно расчесанный пробор сбился, глаза лихорадочно бегали за стеклами очков, разглядывая то королевский, то ферзевый фланг шахматной дооки.