"Белые линии"
Шрифт:
Тут актер спрыгнул с подмостков в зал и, сопровождаемый светом прожектора, стал прохаживаться между столиками. Обращаясь к зрителям, он небрежно бросал им в лицо сатирические строки стихов:
Пой, игрищ раздувай разгул,В литавры бей, труби в рожок,Чтоб развеселых фарсов гулВстряхнул уснувший городокИ каждый деньги приволок!С колодой карт крапленых, верныхВсех обери! Но где же прок?Все,12
Цит. по: Вийон Ф. Лирика, с. 112.
Он дошел до столика в углу, где жались над первой в жизни рюмкой вина молоденькие паренек и девчонка, которым было лет по пятнадцати. Освещенные лучом прожектора, они, конечно, засмущались, не зная, куда девать глаза и руки.
Актер видел их смущение, но, несмотря на это, продолжал:
Пока в грязи не потонул,Приобрети земли клочок,Паши, коси, трудись, как мул,Когда умом ты недалек! [13] —И пошел, сопровождаемый светом, дальше.
13
Там же.
Они, наверное, были ему благодарны за то, что он хоть ненадолго, всего на несколько секунд, задержался возле их столика. Полумрак скрыл их. Голос актера звучал издалека и уже не был адресован им лично.
Но все пропьешь, дай только срок, —Не верю я в мужей примерных, —И лен, и рожь, и кошелек, —Все, все у девок и в тавернах! [14]Паренек, когда они остались за своим столиком опять вдвоем, проговорил:
14
Там же, с. 113.
— Он бесподобен, правда? Спасибо Павлу, что он нас сюда пригласил. Подожди, ты еще услышишь, как поет Ева.
Девушка, однако, не разделяла его восторга. Она неожиданно спросила:
— Слушай, сколько у тебя?
Паренек заметно испугался. Его наличные были, конечно, мизерные, и он, разумеется, подсчитывал в уме, сколько могут стоить в этом изысканном заведении их две рюмки вина, и боялся осрамиться перед девушкой, которую сюда затащил. Нащупав кошелек, чтобы убедиться, что он при нем, юноша спросил:
— Чего?
— Времени сколько?
Он ответил с облегчением:
— Сейчас десять минут девятого. Что ты все дергаешься?
И тогда она призналась:
— Я к тому, что меня папа убьет, если узнает, что я здесь. Дома я сказала, что мы идем с агитбригадой... в дом пенсионеров.
Стойка бара поэтического кафе представляла собой уютный красочный
— Вы были бесподобны, маэстро. Восхитительны!
Неблехова улыбнулась и подняла вверх большой палец:
— Первоклассно! Просто отлично!
Данеш уже давно потускнел после своего вступительного слова и, хотя похвалы были ему приятны, выглядел поникшим. Отяжелевшим языком он спросил:
— Никто не заметил?
— Чего?
— Что перед этим я полдня пил.
Неблехова живо заверила его:
— Нет, Павел, наоборот! В речи прозвучало нечто особое, неповторимое... А кстати, почему ты, собственно, пил? Что случилось?
С трагическим пафосом Данеш признался:
— Она выгнала меня!
Неблехова не приняла его трагизма и весело засмеялась:
— Опять?
Однако Данешу было не до смеха. Он опрокинул в глотку рюмку коньяку и театрально произнес:
— На этот раз навсегда. Наверное, не могла простить, что я умнее, чем она... Я потом всю ночь стоял под ее окнами... Свистел, просил, но она не сжалилась, не открыла... Между нами все кончено. Окончательный разрыв...
Неблехова деловито опровергла:
— Глупости! Этих «концов» было уже несколько, и всегда потом опять все начиналось сначала.
— Нет! На этот раз все! Я ее так ненавижу, Даша!.. И при этом жить без нее не могу... Я привык к ее духам, настроениям, истерии, разгульному образу жизни. Она приковала меня к себе. И теперь, когда я на дне, когда я не могу без нее написать ни строчки... она просто вышвырнула меня на улицу... Что мне теперь делать, скажи?.. Что мне еще остается?.. Вот это?! — Он вытащил из кармана браунинг и положил его перед собой, бормоча: — Убить себя... Или ее... Или нас обоих? Это, наверное, было бы лучше всего, правда?
Сганел и Неблехова остолбенели. Неблеховой потребовалось отпить коньяка, чтобы прийти в себя. И только после этого она сказала:
— С ума сошел? Спрячь! Кто тебе его дал? Ферда?
Сганел испуганно спросил:
— У вас хотя бы есть удостоверение на это, дружище?
Данеш патетически произнес:
— Зачем? Есть вещи, границы и реки, для которых паспорта не нужно. Только монету под язык. Для Харона...
Неблехова холодно одернула его:
— Оставь свое глупое кривляние, прошу тебя, и спрячь эту штуку. Я не люблю такие жесты. Ни к чему.
— А что «к чему»?
— Перестань ломать комедию и действуй.
— Как?
— Иди к ней в гардеробную. Проси у нее прощения.
— Она меня вышвырнет.
— Не сдавайся. Ты должен ее уговорить, ты же умеешь. Только что ты уговорил двести человек, почему бы тебе не уговорить теперь всего одну женщину? Она всегда перед выступлением нервничает и потому постарается от тебя побыстрее избавиться. Требуй тогда от нее ключ от квартиры, и она даст тебе его в конце концов.
— А потом?