Белые птицы детства
Шрифт:
Широко расставив ноги, в распахнутой курточке, с развевающимся за спиной шарфом, Карысь отчаянно стоял на льдине, с восторженным страхом наблюдал за тем, как плавно поворачивается и удаляется от него берег, как по этому берегу бегут и машут руками три маленькие фигурки и как постепенно показываются над высоким берегом дома его родной деревушки. Почему-то именно в эти минуты вспомнились Карысю душные запахи сена, конского пота и дыма горящей картофельной ботвы. Почему именно они, эти запахи, какая тут могла быть связь — Карысь не знал да и попросту не задумывался об этом. Ему стало холодно
Карысь не видел, да и не мог видеть, что его льдина самую малость не дотянулась до стержневого течения и, попав за утёсом в улово [2] , медленно поплыла назад, к берегу. Заметил он это лишь в тот момент, когда до берега оставалось метров восемь и расстояние продолжало сокращаться. Карысь растерялся: на льдине страшно, но прыгать в мутную, тяжёлую воду ещё страшнее.
— Держи-и-и! — услышал Карысь срывающийся Васькин голос,—сейчас брошу.
2
Улово — водоворот.
В воздухе что-то мелькнуло и, обдав Карыся брызгами, упало у его ног. Карысь невольно попятился и чуть было не опрокинул льдину.
— Греби-и, дура-ак! — надрывался на берегу Васька.— Она сейчас опять на глыбь пойдёт.
Карысь догадался, Карысь схватил доску, переброшенную ему Васькой, и изо всех сил принялся грести. Он не видел, как в такт его гребкам приседал и мучительно гримасничал на берегу Васька, как всхлипывала и боязливо утирала глаза рукавом Настька и как пустыми, остановившимися глазами следил за ним Колька. Ничего этого Карысь не видел, отчаянно и упорно гребя доской, первый раз в жизни самостоятельно уходя от чего-то огромного и белого, что будет манить и звать его всю жизнь...
В МИРЕ ЛИКУЮЩИХ КРАСОК
Весна хоть и припозднилась в этот год, но выдалась на удивление дружной: в полторы недели сошли снега, подсохли на высоких местах поляны, и лишь ручьи несли ещё из тайги светлую и прохладную воду. Мир обновлялся на глазах. Мир обретал краски и оттенки, которых не было и не могло быть зимой.
Однажды вечером отец и Карысь вынесли из дома новый скворечник и прибили его высоко на тополе. Скворечник был желтовато-белый, с двухскатной крышей, круглым отверстием и крылечком под ним. На дно скворечника они положили немного прошлогоднего сена, чтобы скворцам было мягко там сидеть.
С этого дня Карысь стал ждать скворцов. Утром он спрашивал отца:
— Па, ещё не прилетели?
— Пока не видно,—отвечал отец.
Вечером отец спрашивал Карыся:
— Ну как, не видно наших скворцов?
— Не видно,— вздыхал
— Ничего, прилетят,— успокаивал его отец.
Днём Карысь пропадал на ручьях. Вместе с Петькой Паньшиным они сооружали плотины, водяные мельницы, пускали корабли, а то и просто так вымокали. Дома за это попадало, но не было в мире сил, способных в эти дни удержать Карыся дома.
Скворцы прилетели, когда Карысь почти забыл их ждать. Загадочно улыбаясь, утром отец сказал:
— Ну, Серёжа, пойдём смотреть.
— Дал бы ребёнку покушать вначале,— недовольно заметила мать.
— Прилетели? — почему-то шёпотом спросил Карысь.
— Там увидишь.
Они вышли на улицу, и Карысь увидел. Скворцы сидели на проводах. Провода тянулись вдоль всей деревни, и вдоль всей деревни сидели скворцы, плотно наполняя утренний воздух своим разговором. Были они солидные, медлительные в полёте, ни на кого не обращавшие внимания. «Наверное, устали»,—подумал Карысь и пожалел скворцов.
Зато суматошно и беспорядочно всюду носились воробьи. Но они никуда не улетали, и потому не интересовали Карыся.
— Папа, а где наши скворцы? — спросил Карысь и с надеждой посмотрел на скворечник.
Отец сел на скамейку возле палисадника и закурил. Потом он тоже посмотрел на скворечник, на скворцов, стряхнул пепел и признался:
— Не знаю.
— Они ещё не прилетели?
— Должно быть, прилетели.
— А почему они не хотят в свой домик?
— Отдыхают. Им ведь долго пришлось лететь.
— Сколько?
— Ну, может быть, месяц, а может, и больше.
Карысь с уважением посмотрел на скворцов.
В свой домик скворцы прилетели только на следующее утро. Вначале они долго прыгали с ветки на ветку, сидели на крыльце и даже заглядывали в окошечко, но заходить в скворечник почему-то не хотели. Потом один, самый смелый, пропал в окошечке, но тут же появился, и тогда пропал второй. После этого оба скворца полетели и уселись на проводе.
— Не понравилось,— опечалился Карысь.
Но скворцы поговорили немного и вернулись на тополь. Они поговорили и на тополе, а потом вдруг оба исчезли в скворечнике, и из круглой дырки начали вылетать травинки, которые прежде чем прибить двухскатную крышу, так хорошо и старательно укладывали Карысь с отцом. Смотреть на это Карысю было и удивительно и обидно. Он побежал за одной травинкой, поймал её, хорошенько рассмотрел и даже понюхал. Травинка как травинка, жёлтая по краям и немного зелёная в середине, пахнет сеном, вкусно пахнет. Карысь задрал голову, ещё посмотрел на скворечник, из которого продолжали лететь травинки, и обиженно нахмурился.
— Серёжа! — Верка открыла окно и махала ему рукой.— Тебя мама зовёт.
— Зачем? — Карысю не хотелось заходить в дом.
— Раз зовёт — надо идти, а не спрашивать. Ясно?
И у Карыся окончательно испортилось настроение. Он выпустил из рук травинку, вздохнул и тихо потопал домой, ничего хорошего для себя не ожидая.
— Серёжа,— сказала мать, как только он переступил порог,— будь добр, сбегай к бабушке и попроси у неё аралиевую настойку... Запомнишь?
— Да.— Карысь заметно повеселел.