Белые яблоки
Шрифт:
Через несколько дней после того, как они впервые стали близки, Изабелла, сама себе удивляясь, подарила ему лягушку. Голос у нее слегка подрагивал от переполнявших душу противоречивых чувств:
— Хочу, чтобы она стала твоей.
Он бережно взял подарок и прижал его к сердцу:
— Этот подарок для меня куда больше значит, чем то, что мы стали любовниками. Понимаешь?
Этрих ее понял. Она без труда прочитала это по его лицу. И ужаснулась: никогда прежде присутствие рядом другого человека не наполняло ее душу такой радостью, она никогда еще не ощущала себя такой счастливой и
Воспоминания вихрем кружились у нее в голове, пока она стояла у окна со стаканом виски в руке, глядя на лягушку.
Указав на нее кивком, она спросила:
— Ты ее как-нибудь назвал?
— Нет, что ты!
— Но ты ею дорожишь?
— Еще бы, она, можно сказать, мой друг. Единственное украшение всей квартиры.
Она медленно оглядела его комнату, повернув голову налево, затем направо.
— Это я заметила. Почему же твое новое жилище такое пустое, такое… скучное? При твоей-то любви к красивым вещам.
Этрих скорчил гримасу:
— Повесил было фотографию на стене, но она действовала на меня угнетающе. Физ, разве это мой дом? Я буду чувствовать себя дома только в Вене, с тобой. Вернее, так все должно было быть, пока я не умер. — Мысль об этом показалась ему забавной, и он улыбнулся.
— Чему ты улыбаешься?
— Тому, что, если вдуматься, я произнес совершенную нелепость. А ведь эти слова слетели с моих губ машинально, как будто это нормально. Подумать только — пока я не умер!
Она поставила стакан на подоконник рядом с лягушкой и подошла к Этриху:
— Не знаю, что будет дальше, но сейчас я здесь. Мы снова вместе.
Он обнял ее за талию:
— И я благодарю за это Бога.
Она принялась расстегивать верхнюю пуговицу его рубашки. Поколебавшись, он поднял руку и сжал ее пальцы своими. Она ощутила тепло его ладони, он — прохладу ее кожи.
— Думаешь, Энжи не будет против? — В голосе его слышалось беспокойство.
Она благодарно улыбнулась ему. Он всегда был так заботлив!
— Это очень мило с твоей стороны, но я пока еще вполне могу этим заниматься без риска для своего здоровья, ведь я беременна всего три месяца. Это будет великолепно. У нас полно времени. — Она неторопливо расстегнула пуговицы номер два и три на его рубашке, глядя на свои ловко двигавшиеся пальцы. — Тебя надо взбодрить.
— Но…
Она нежно коснулась лбом его подбородка.
— Я имею в виду нынешнюю ночь. Мне тяжело от мысли, что ты сидишь тут в одиночестве вечер за вечером. У меня от этого мурашки по коже бегут.
— Ну, все не настолько уж плохо. — Он следил за ее пальцами, расстегнувшими последнюю из пуговиц.
— Ужасно! — Стащив с него рубашку, она положила ладони ему на плечи, слегка подтолкнув, чтобы он повернулся к ней спиной.
Он знал, что она собиралась делать. И это наполнило его душу счастьем.
Когда Этрих был ребенком, его мать часто заходила к нему в комнату по вечерам, прежде чем он ложился спать. Умывшись и почистив зубы, он снимал пижамку и ложился на кровать ничком. Она садилась рядом и медленно-медленно, нежно-нежно водила своими длинными ногтями, выкрашенными красным лаком, по его спине. Иногда они немного болтали, но чаще она проделывала
Однажды Этрих рассказал об этом Изабелле. Дело было утром. Одетый в «семейные» трусы и футболку, он был в это время занят приготовлением завтрака на кухне в ее венской квартире. Ей нравилось слушать его рассказы о детстве. Стоило ему заговорить на эту тему, как она тотчас же усаживалась рядом с ним и вся обращалась в слух. Но на этот раз она подкралась к нему сзади и, пока он говорил, резко подтянула подол его футболки вверх и набросила ему на голову, как капюшон. Он замер на месте с вилкой в вытянутой руке. Его голова и все лицо были скрыты под тканью футболки.
У Изабеллы, в отличие от матери Этриха, ногти были коротко подстрижены, но этот недостаток с лихвой компенсировало необыкновенно нежное, бархатное касание подушечек ее пальцев. Начав с затылка, она медленно провела по его спине всеми десятью пальцами. От этой неожиданной дразнящей ласки по коже у него пробежали мурашки, все тело охватила нега и он почти позабыл, что стоит в подобии капюшона на голове, который скрывает от него белый свет, и держит в руках вилку, перемазанную яичным желтком, смахивая со стороны на сильно уменьшенную статую Свободы.
— Хочешь услышать продолжение моей истории? — спросил он из-под подола футболки.
— Нет. Я хочу придать ей новый смысл. Пальцы ее танцующими движениями спускались вниз по его позвоночнику. Совсем как дождь, барабанящий в оконное стекло. Через миг в том же направлении и в таком же ритме задвигался и ее язык. Этрих вздрогнул, как от удара электрическим током.
— Упс! Следующую часть программы не рекомендуется смотреть зрителям до восемнадцати. Можно мне наконец избавиться от этой вилки?
— Нет. Только шевельнись, и все прекратится, так и знай.
Язык ее скользнул ниже. Она слегка ущипнула его за ягодицу, потом сдавила ее посильней, а после снова легонько ущипнула. У него перехватило дыхание. Он представить себе не мог, что она сделает в следующую секунду. И это доставляло ему ни с чем не сравнимую радость. Вот она сжала кожу на его ягодице зубами. Одной рукой стянула с него трусы, другой же принялась нежно поглаживать голый живот. С футболкой, заброшенной на голову, и абсолютно голый ниже пояса, если не считать трусов, частично прикрывших его ступни, Этрих выглядел на редкость нелепо. Стоило Изабелле взглянуть на него со стороны, и она хохотала бы минут пять. Но она была занята другим: едва касаясь кожи, провела подушечкой большого пальца вверх по внутренней стороне его ноги, начиная от колена.