Белые зубы
Шрифт:
Глава 17
Важные разговоры и экстренные меры
— Миссис Икбал! Это Джойс Чалфен! Миссис Икбал. Я вас вижу. Это Джойс. Нам надо поговорить. Вы не могли бы открыть дверь?
Могла бы. Теоретическимогла бы. Но в обстановке чрезвычайного положения, когда сыновья враждуют, а все остальные силы раскололись на два лагеря, Алсане нужно было принимать особые меры. Она уже испробовала мрачное молчание, словесные бои и обжираловку (то же самое, что голодовка, только наоборот; цель — разжиреть так, чтобы напугать врага своими размерами), а теперь объявила сидячую забастовку.
— Миссис Икбал, всего на пять минут. Маджид очень сильно расстроен. Он беспокоится за Миллата, и я тоже. Всего пять минут, миссис Икбал. Пожалуйста!
Алсана
— Можно бы ее впустить, — устало заметил Самад, появляясь из гостиной. Настойчивость Джойс заставила его оторваться от «Антикварных гастролей» — второй его любимой передачи после «Уравнителя» с великим моральным арбитром Эдвардом Вудвордом. (Пятнадцать долгих лет Самад провел перед телевизором, ожидая, когда какая-нибудь домохозяйка достанет из сумочки нечто, связанное с Мангалом Панде. «Какая любопытная вещь, миссис Уинтерзад! Этот ствол от мушкета принадлежал…» Самад держал наготове телефон, чтобы тут же позвонить на Би-би-си, спросить адрес миссис Уинтерзад и потребовать компенсации. Но до сих пор попадались только медали за Мятеж и карманные часы Хэвлока, а он все не терял надежды и смотрел.)
Он выглянул в коридор, посмотрел на тень Джойс, маячившую за двойным стеклом, и грустно почесал яйца. Самад был одет как обычно, когда смотрел телевизор: яркая майка с треугольным вырезом, под которой, как бутылка с горячей водой, проступал живот; поеденный молью длинный халат и пестрые семейные трусы, из которых торчали тощие ноги — наследство молодости. Когда он смотрел телевизор, он был не способен ни на какие действия. Этот ящик стоял в углу (который Самад считал антикварной вещью из-за деревянного корпуса и четырех ножек, делавших его похожим на викторианского робота), засасывал его, вытягивал всю энергию.
— А почему тыне можешь что-нибудь сделать,мистер Икбал? Лучше уж избавься от нее, чем стоять тут, выставив на обозрение свой дряблый живот и жалкий член.
Самад что-то пробурчал и затолкал обратно в трусы причину своих неприятностей — большие волосатые яйца и печальный член.
— Она все равно не уйдет, — пробормотал он. — А даже если уйдет, так вернется с подкреплением.
— Зачем она вообще пришла? Она что, причинила нам недостаточно неприятностей? — спросила Алсана нарочито громко, чтобы Джойс услышала. — Разве у нее нет своей семьи? Почему бы ей не пойти и разнообразия ради не разрушить свою семью? У нее же есть свои сыновья, четверо сыновей! И ей мало! Сколько ей нужно сыновей?
Самад пожал плечами, выдвинул ящик и достал наушники, которые можно было подсоединить к телевизору и отключиться от внешнего мира. Он, как и Маркус, решил от всего отстраниться. Пусть делают что хотят— вот как он теперь думал. Пусть сами разбираются в своих ссорах.
— Вот спасибо! — ядовито сказала Алсана вслед мужу, уходившему к своему Хью Скалли, к своим горшкам и ружьям. — Спасибо тебе, Самад Миа, за твою неоценимую помощь. Правильно, это по-мужски! Сначала устроить бардак, а под конец сбежать — пусть женщины сами все разгребают. Спасибо, супруг мой!
Она застрочила еще быстрее — иголка прыгала по внутреннему шву будущей штанины, а сфинкс по-прежнему выкрикивал сквозь щель для писем вопросы, которые оставались без ответа.
— Миссис Икбал… неужели мы не можем поговорить? Почему нельзя просто поговорить? Мы же не дети! К чему эти обиды?
Алсана запела.
— Миссис Икбал! Пожалуйста! Так мы ни к чему не придем!
Алсана запела громче.
Голос Джойс звучал резко даже сквозь деревянную дверь и двойное стекло:
— Поймите, я сюда не просто так пришла. Вы считаете, что я сую нос не в свое дело. Но так уж получилось, что я связала свою судьбу с вашей семьей.
Связала. «Наконец-то подходящее слово», — подумала Алсана, убирая ногу с педали — колесо два раза прокрутилось и замерло.
— Хорошо, хорошо. Сейчас, подождите пять минут. Мне сегодня кровь из носу надо сшить три комбинезона.
Алсана открыла дверь, и Джойс вошла. С минуту они так разглядывали друг друга, как борец пытается угадать вес противника, прежде чем встать на весы. Они друг друга стоили. У Джойс грудь была меньше, зато бедра шире. У Алсаны не было такого изящества черт, как у Джойс — тонкий красивый нос, светлые брови, — зато у нее были крепкие сильные руки и право матери. Ведь она все-таки мать. Мать тех самых мальчиков, о которых сейчас пойдет речь. У нее на руках козырь, который она, если надо, пустит в ход.
— Ладно, проходите, — пригласила Алсана и первая протиснулась в узкую дверь кухни.
— Чай или кофе?
— Чай, — решительно ответила Джойс. — Фруктовый, если можно.
— Не можно. Фруктовый не можно и даже с бергамотом не можно. Я приехала из чайной страны в эту проклятую страну, где не могу себе позволить даже чашечку приличного чая. Так что у меня только «Пиджи Типпс».
Джойс поморщилась.
— Тогда «Пи-джи Типпс», пожалуйста.
— Как пожелаете.
Несколько минут спустя перед Джойс с грохотом опустилась чашка чая, покрытого серой пеной, в которой носились тысячи крошечных микробов, но не настолько крошечных, как хотелось бы. Алсана смотрела, как Джойс разглядывает свою чашку.
— Дайте ему немного отстояться, — весело посоветовала она. — Мой муж повредил водопровод, когда копал грядку для лука. С тех пор вода у нас какая-то странная. От нее может быть понос, а может и не быть. Так что подождите, пусть отстоится. Видите? — в доказательство этого Алсана помешала чай, подняв со дна еще более крупные куски неизвестной субстанции. — Видите? Теперь можно подавать даже самому шаху Джахану!