Белый Бурхан
Шрифт:
Куулар обвел глазами убогое жилище аскета: лохмотья вместо постели, погасший светильник на крохотном алтаре, пустая миска в ногах, крошки давным-давно съеденной лепешки… Похоже, что Баир оцепенел, как лягушка или ящерица, пережидая неблагополучное для него время… А когда-то слава архата Баира Даржаа гремела не только по Туве, но и по Тибету. Почему же его поклонники теперь забыли о нем? Может, потому только, что святой мудрец перестал спускаться вниз, к людям, выполняя их многочисленные просьбы, и навсегда утратил божественную прозорливость и вдохновенье настоящих держателей истины?
Ушедшие в хинаяну, [53] по малому пути спасения, всегда одиноки, хотя
Куулар разъединил окоченевшие руки старика, выпрямил сухие одеревеневшие ноги, а глаза на испитом лице ожили сами, и в них появилось что-то похожее на осмысленность…
Долго оттаивал аскет, пока его губы не разлепились и не прошелестело оскорбительное для жреца Бонпо слово:
53
Хинаяна (санскр. «малая колесница», «узкий путь» спасения) — одно из направлений буддизма, где основное значение имеют личные усилия верующего в освобождении от сансары и в достижении нирваны В настоящее время X. особенно распространена в Юго-Восточной Азии.
Махаяна (санскр. «большая колесница», «широкий путь») — направление в буддизме, где, в отличие от хинаяны, признавалась возможность помощи человеку, стремящемуся к нирване, со стороны «учителя» — гуру, ламы. Этот постулат стал основным при формировании секты гелугпа
— Дами…
Куулар не любил, когда его называли колдуном найдани-отшельники, сами охотно промышлявшие этим ремеслом. Он поджал губы, сказал сухо и холодно:
— Я пришел за твоей головой, Баир. Я иду в свой монастырь и хотел бы возложить на алтарь Шаругене новый габал.
Старик покорно вздохнул:
— Моя голова давно принадлежит тебе, дами. Но ты пришел рано, я еще жив. Вот когда я стану прахом… Куулар равнодушно кивнул:
— Хорошо, Баир. Я подожду. Начинай свою последнюю мани… Ты даже не заметил, что подох в тот момент, когда погас светильник на твоем алтаре!
Аскет вздрогнул, с трудом повернул голову к погасшей лампаде. По его лицу прошла судорога. Он почернел, захрипел и упал лицом вниз, переломившись пополам. Не дожидаясь, когда остынет тело, Куулар отрезал ему голову своим кривым ножом, завернул ее в тряпье и поспешно соскользнул по веревке вниз…
Чочуш встревоженно метался между кустами, задрав голову вверх. Над ним опять с громким криком носились сороки.
— Кыш! Кыш! — кричал он срывающимся от страха голосом.
Молодой теленгит не узнавал дугпу Мунхийна: до самого заката солнца они шли, ведя коня в поводу, не останавливаясь даже на короткий отдых, и весь этот длинный путь с сухощавого загорелого лица тувинца не сходила какая-то искусственная улыбка. Но Чочуш плохо знал людей и совсем не знал высоких жрецов Бонпо: если им весело — они сердятся, если им грустно — улыбаются…
Куулару Сарыг-оолу было грустно: он покидал родину и был уверен, что навсегда. Его знают как охотника за черепами именно здесь, в этом уголке, облюбованном отшельниками, и они, полуживые и полумертвые, никогда не простят ему невольной вины за смерть архата Баира Даржаа, если даже забудут и все свои прежние обиды. Впрочем, обид тоже не забудут — у бездельников и лгунов всегда хорошая память!
Клином уходила вправо Бай-Тайга, где каждое дерево и каждый камень были ему родным домом. Славился этот уголок не только стадами овец и яков, бирюзовыми озерами, но и мягким цветным камнем, прозванным в народе «чонаш-даш». Его можно резать простым ножом и делать из него различные фигурки. Славился этот край еще и хомусистами, мастерами горлового пения, как двухголосого — хоомей, так и в стиле сыгыт…
Завтра все это будет позади. А что — впереди? Озеро Урэг-Нур, за которым страна монголов, где
Потому и сияла улыбка на лице Куулара, что сердце его обливалось слезами! А глупый парень радовался, что у дугпы Мунхийна хорошее настроение… Хорошее настроение у него было позавчера, когда он говорил с Агни Йогой, решая свою судьбу и судьбу своего спутника.
Странствия не дали ничего, если не считать габала, который Куулар Сарыг-оол обязательно сделает из черепа своего старого врага! А он мечтал создать новую секту Бонпо, заложить монастырь и возжечь на алтаре Агни Йоги свой огонь вечной истины, стать его хранителем. Желтая шапка устояла перед черной шапкой, чтобы Куулар ни делал, к каким бы высотам своего мастерства ни взлетал, поражая воображение не только глупых мирян, но и знающих многие из его секретов обычных и тантрических лам.
Вот и получилось, что возвращаться в Ладак, а потом и в Лхасу ему придется побежденным: и поручение своего монастыря он не сумел выполнить, и задание таши-ламы не довел до конца…
А ему была нужна только победа! Темный Владыка Ламаюры уже слишком стар, а ширетуй Шаругене не так тверд в вере, как сейчас требуется, все более и более подгибает колени перед таши-ламой. Кого-то из них жрецам придется заменить им, Кууларом! Именно ему, а не кому-то другому должны вручить дамару, бубен и пучок золотистой травы — символы власти и мудрости…
Упало солнце, озарив небо золотым огнем, обещая и на завтра отличную погоду. Теперь Куулару все равно — солнце у него над головой или грозовые тучи. И чем окажется длиннее и труднее путь в Ладак, тем лучше для него… А может, через страну Шамо уйти на Цайдам и в Лхасу? Там у него много друзей и еще больше врагов. Впрочем, враги для жрецов Бонпо всегда желанны, как бы те ни были сильны и могущественны: на ком еще и оттачивать свою волю, как не на сильных и могущественных, роняя их в пыль?
Последнюю свою ночь Куулар Сарыг-оол проведет все-таки на родине, до южных и восточных границ которой уже рукой подать. Надо только спуститься немного вниз, к Нарыну, перебраться на его левый берег и там поставить шалаш для ночлега. Выспаться надо непременно хорошо и утром поесть сытно завтрашний переход не только долог, но и опасен!
Куулар резко дернул коня за повод и замер: его зоркие глаза разглядели на стремительно синеющем небе узенький серпик молодой Мас, обещающий удачу и счастливую судьбу каждому путнику в степи, горах и на море. И сразу же с лица колдуна исчезла улыбка, потому что в сердце ударила небесная стрела огня, опалив с головы до ног несказанной радостью…
Глава пятая
ПЕРВАЯ СТЕПЕНЬ СВЯТОСТИ
Пунцаг проснулся от толчка в плечо. В колеблющемся свете лампад разглядел лицо Чойсурена, и оно ему показалось мрачным, как грозный лик Очирвани. [54] Ховрак вскочил, спросил испуганно:
54
Очирвани (Ваджрапани) — бодхисатва (бодисатва), один из космогонических образов, держащий черепаху, на которой находится земля. Изображался с волшебным жезлом ваджрой (или очиром) в правой руке, с колокольчиком в левой.
— Что? Кто?
— Гэлун тебя призывает к себе.
— Сейчас? — удивился Пунцаг. — Ночью?
Чойсурен осклабился:
— Молодых и красивых ховраков, вроде тебя, он только ночью и вызывает, когда у него бессонница… Хе-х!
Пунцаг пропустил насмешку мимо ушей: самое страшное было позади — Жамц не выгнал его из дацана, не отдал на расправу стражникам, не послал чистить отхожие места и разгребать свалки нечистот, а оставил при себе. Даже оставшуюся работу передал другим ховракам, отправив его отдыхать. Почему же ему ждать худшего, если все пока складывается хорошо?