Белый Бурхан
Шрифт:
Вынырнуло солнце из-за горы, ударило в глаза, заставив зажмуриться. Вот когда надо было бы святость-то на себя возводить! Поспешил Капсим, раньше времени мыслью, словом и крестом Спаса встревожил! От того, может, и беды гуртом идут, что все у Капсима не как у людей выходит?
Вернулся Капсим к столу, обтер губы, а там уж и миска стоит. Выгреб горячую картошку в коричневом мундире, облупил ее, обжигая пальцы, в рыжую соль сунул, примял. Заметив, что муж еду в рот понес, Аграфена буркнула:
– Сходил бы к Говоркову, помог чем...
Закашлялся Капсим: вот проклятущая баба! Прожевать путем кусок и то не дала!
Едва Капсим за угол ограды завернул, как бабий шебутной гуд по деревне ухом уловил. Неспроста! Перестрел Капитона Нижника, глаза на него вскинул:
– Чего бабы-то шумят?
– Да поп проповедью страхов на их нагнал! Но Капсим его уже за рукав ухватил:
– Сказывай!
– Беглый Басурман какой-то. Должно - китаеза! Домолились на окошки! Побегали от попа!
Капитон выдрал рукав и побрел дальше, не разбирая дороги, поматывая головой, как лошадь. Потоптался Капсим, вздохнул и пошел к церкви. Первым, на кого наткнулся, был Панфил. Как ни в чем не бывало руку протянул, спросил озабоченно.
– Слышал уже, поди?
– Про Басурмана беглого? Капитон бормотал что-то. Усмехнулся Панфил:
– Слушай дураков больше, они тебе наговорят! Белый Бурхан, а не беглый басурман! Древний бог наших калмыков. Обиделся на них, в горы ушел, а теперь, вот, в обрат вернулся... И не один, а с ханом Ойротом... Бунт теперь против царя делать, русских поголовно бить до смерти!
– Господи!
– обмер Капсим.
– За что?
– Сыщут обиды! Что делать-то будем теперь? Капсим обескураженно развел руками:
– Ума пока не приложу!
– А ты - приложи! Для того тебя и держим при себе, что - грамотей!
В голосе Панфила была откровенная угроза, и Капсим тотчас втянул голову в облезлый воротник. Прямо-таки напрашивается Панфил на величанье! Да только Капсим не величал его никогда и навеличивать впредь не собирается.
– Молодых окрестить в пролуби.
– Это - само по себе! Может, Марьино стояние исделать на зорьке? Заголим бабу, поставим на мороз - и пусть за грехи наши... А? Давно не делали!
– Поможет ли?
– Капсим поворочал бороду и вдруг уронил в ноги тяжело и гулко: - В новину на житье надо уводить общину!
– Ого! Не много ли?
– Для спасенья души и помереть бывает мало.
Поник Панфил головой. Если поп наполовину прав, и то
беда большая пришла в горы. Бежать от нее! А куда?
В какую пустынь?
– Новину искать - разориться в прах!.. Ты в старых книгах пошарься, Капсим... Малым обетом, само-собой, беды не перешибешь, но и большой обет тягость страшенная! Ночь не спи, а ищи.
Насупился Капсим: от беды дымом не отгородишься! Чего испугался Панфил? Мошну растрясти, чего же еще! А то в башку ему не стукнет, что ее вскорости отнять могут бунтующие
– Ладно, поищу. Другие-то - как? В разные стороны потом не потянут?
– Сговоримся, коль беда грядет! "Листвяницу" чти от корки до корки! В ней все есть.
Кивнул Капсим, гоголем отошел от Панфила. Вот оно как выворачивать-то начало! То гордыню перед ним ломал, на паперть побирушкой загнать хотел, а то едва ли не на коленях просит: "Листвяницу" чти, ищи обет!..
Быстрым шагом обошел Капсим церковь, увидел, как Аким кривыми ногами в конце проулка колесит, руками машет, к нему зашагал навстречу. А тот уже и сам полетел через сугробы - глаза впрысь, ртом воздух по-рыбьи хватает:
– Старухи, тово, смертные рубахи шить друг дружке порешили!
– А ты что? Сруб рубить разбежался?
– Какой сруб?
– опешил Аким.
– Зачем?
– А тот сруб, в котором наши единоверцы огневое крещение в старые времена принимали! Завтра порешим общиной: али гореть всем миром под псалмы, али в тайгу убегать, на новые земли...
– Ты... тово...
– поперхнулся Аким и закашлялся - Ох ты, господи!
Отец Лаврентий знал, что его проповедь о приходе хана Ойрота, ведомого богом Бурханом, будет истолкована прихожанами как страшная весть о начавшейся межусобице русских и алтайцев. Да и сам давил на это с востока идет угроза православию, и потому всем истинно верующим в Христа надо восстать на оную словом и действием. Хотел говорить о готовности к неприятию новых верований и богов, а породил панику. Половины его проповеди не поняв, а вторую половину придумав, прихожане понесли по улицам и переулкам тревогу, переросшую к вечеру во всеобщий страх перед неизвестностью... И теперь, устрашась чужого мессию, наиболее слабые из двуперстцев пойдут искать спасение у православного креста, защищенного всей военной мощью России. А это и надо!
Закрывая церковь на замок, отец Лаврентий окинул взором толпящийся у паперти люд, усмехнулся в бороду:
вот и поползли, полезли из всех щелей схизматы2! Он сунул ключ в карман, навесил брови на глаза, скорбь на лицо нагнал, всей фигурой повернулся к жаждущим слова:
– Отчего по домам своим не идете? Сегодня службу более править не буду!
Кашлянул Капсим в кулак, вперед выставился:
– Слух всякий по деревне... Правду скажи людям!
– Я все на проповеди сказал.
– Выходит, грядет Антихрист?
Вздохнул иерей - глубоко и сочувственно:
– Грядет. От самой епархии письмо имею о том!
Но Капсим не отступал:
– С мечом грядет или с крестом?
Посуровел отец Лаврентий:
– Крест - святой символ! Уж это-то надо бы знать даже тебе. Со своим символом грядет, противным вере христианской!
– И меч при нем?
– И меч карающий! В лоно святой православной церкви всем вам поспешать надо, Воронов, под ее кров и защиту!