Белый Бурхан
Шрифт:
– Имею честь представиться...
Доктор отмахнулся и первым протянул руку:
– Не надо, Кирилл Аркадьевич, мы с отцом Лаврентием вас хорошо и давно знаем. Больше того - осведомлены о вашем прибытии по леотложным делам службы...
Богомолов прошел к столу, поправил ножны шашки, сел в кресло хозяина, удовлетворенно вытянул ноги:
– Дорога, знаете ли... Чайком не угостите? Федор Васильевич улыбнулся:
– Разумеется. Может, рюмочку?
– Не откажусь.
– Шустовского не держу, но спирт в наличии имею. Священник внимательно рассматривал гостя и не находил
Вот, разве что, гусиные лапки в углах глаз да залысины стали побольше. Подбородок потяжелел и стал почти квадратным, тупым, а уши присохли к черепу.
Спирт, поданный доктором, полицмейстер не выпил, а вылил в себя - даже кадык не дернулся. Большая практика, надо думать.
– Чем живет уезд, Кирилл Аркадьевич?
– Вашими молитвами, священник. Только - вашими молитвами, хе-хе... У вас курят? А вы обжились, доктор!
Он вынул массивный портсигар с эмалевой монограммой на крышке, достал папиросу, долго разминал ее толстыми безволосыми пальцами, похожими на сырые сардельки, внимательно разглядывая литографии на стенах и вышивки хозяйки дома, иронически кривя мясистые губы и шевеля усами. Спартанская обстановка кабинета явно не произвела на него впечатления.
Вошла хозяйка с самоваром, начала собирать на стол, сдвигая бумаги мужа.
– Наследниками еще не обзавелись? Блюдете традиции нигилистов? Хе-хе!
Федор Васильевич вопросительно поднял бровь, но промолчал. Он терпеливо ждал, когда гость перейдет к делу. К тому же, доктор знал Богомолова давно и не питал к нему симпатий, хотя, не в пример священнику, не влипал в истории, связанные с кутежами и битьем зеркал в публичных заведениях.
– Ну и как ваш Техтиек поживает?
– Наш?
– опешил иерей.
– Вы его ловите, значит, он ваш!
– Хе-хе... Испугались?
– Богомолов заговорщицки подмигнул отцу Лаврентию и шумно чиркнул спичкой, прижигая папиросу.
– Нынче он изволит обитать в вашем приходе, а не в моей кутузке!
Федор Васильевич отвернулся к своему шкафчику и начал священнодействовать, разбавляя спирт какой-то настойкой из трав, отчего содержимое квадратного сосуда приняло золотисто-бронзовый оттенок и проблескивало зеркальными искорками. Поставив сосуд неподалеку от самовара, он отослал жену за рюмками.
– Техтиека вы не возьмете и на этот раз, - сказал доктор осторожно и прищелкнул пальцами, довольный своей алхимией.
– Вы еще только собирались покинуть Бийск, как он был упрежден и принял меры. Виселица его мало привлекает, надо думать, а ничего другого он от вас не ждет и ждать не может!
– Упрежден?- насторожился полицмейстер.- Кем же?
– Этого я не знаю. Но не кажется ли вам, Кирилл Аркадьевич, странным, что вы не можете взять Техтиека уже шесть лет?
– Семь лет!
– уточнил Богомолов, барабаня пальцами по собственному колену.
– Ровно семь лет!
– Отсюда следует неизбежный вывод: кому-то Техтиек очень хорошо платит за свою свободу!
– рассмеялся доктор и подмигнул иерею: - Не так ли, Кирилл Аркадьевич?
– Хе-хе... Не исключено!
– Полицмейстер неловко завозился в кресле, роняя пепел
– Но у меня есть другие соображения в пику вашим, господа! Его просто-напросто прячут наши калмыки! Орда!
– Не думаю. Какой им резон прятать Техтиека? Это для них опасно и совершенно невыгодно... К золоту они равнодушны - есть его не будешь, а бумажные деньги для них вообще не имеют цены. Скажем, тот же баран в их понимании стоит дороже любой бумажки! Монеты, правда, они берут охотно: женам на монисто и хранить удобно - не размокнут и не испачкаются... Нет, Кирилл Аркадьевич, Техтиека прячет кто-то другой! И не здесь, а в Бийске, а может, и в самом Томске! Там и надо искать начало нити.
Лицо гостя побагровело. Может, от спирта, а может, и от гнева. Он решительно ударил кулаком по столу:
– Нет, доктор! Его прячет орда! И ни в каком Бийске, тем более, в Томске я искать концы нитей не стану!.. Здесь буду искать. И надеюсь на ваше, господа, вспомоществование.
– Вспомоществование?
– удивился иерей.
– Каким же фертом, в каком, так сказать, виде? Ходить по окрестным горам с ружьями, забросив все наши дела?
– С ружьями, священник, и без вас есть кому ходить, хе-хе... А вот через самих калмыков...
– Идея Богомолову явно пришлась по душе.
– Вы, священник, через тайну исповеди. А вы, доктор, через страждущих и жаждущих исцеления... Такую услугу я смог бы достойно оценить, господа!
Отец Лаврентий обескураженно и недоуменно развел руками:
– Во-первых, мои новообращенны живут здесь, в деревне, где и подкову от коня не спрячешь, не только человека с конем... А, во-вторых, кто же тогда к храму подойдет, если я сам разгоню всех? С этими новообращенцами и без того хлопот полон рот... Увольте!
– А вы что скажете, доктор? У вас-то определенно бывают не только те, кто живет в деревне! И вас бежать болящие не будут, если их даже у ворот будут псы рвать!.. Один из калмыков, кстати, живет у вас в доме... Давно ли он из орды?
Федор Васильевич нахмурился:
– Мой санитар никогда не имел и не имеет никакого отношения к вашему Техтиеку! Полицмейстер резко встал:
– А уж об этом, доктор, я его сам спрошу! Где он?
Темноверцы теперь уже не шли, а ковыляли. Убавил свой разгонистый намет и Родион. Шутка ли, верст тридцать отмахали за день! Особенно трудны были последние два перехода с крохотными отсидками между ними - от Мухора, перейдя Чую вброд, по шею в воде, погрелись на берегу Кокузека и двинулись вверх, круто забирая в горную глухомань, пока Родион не сказал на последнем выдохе:
– Будет! А то упадем.
И они упали - спинами на землю, глазами в небо.
"Ну вот, - с усмешкой глядя в темнеющий свод, гнал неспешные мысли Родион, - рассечем эту глухомань, перевалим через Сайлюгем, а там - на Урумчи, в гости к тамошнему китайскому дракону!"
Разом вскинувшись, Родион покосился на Фрола с Кузьмой:
– Спят мои святые! Ночи им не достанет! Бесцеремонно растолкав сопутчиков, он услал их за сушняком и, весьма довольный собой, нащупал в торбе огниво, которым запасся еще в Минусе. Теперь их никто и ничего не сможет удержать! Считай, одной ногой уже стоят в земле обетованной!