Белый Бурхан
Шрифт:
Завтра все это будет позади. А что - впереди? Озеро Урэг-Нур, за которым страна монголов, где он снова - чужой среди чужих?
Потому и сияла улыбка на лице Куулара, что сердце его обливалось слезами! А глупый парень радовался, что у дугпы Мунхийна хорошее настроение... Хорошее настроение у него было позавчера, когда он говорил с Агни Йогой, решая свою судьбу и судьбу своего спутника.
Странствия не дали ничего, если не считать габала, который Куулар Сарыг-оол обязательно сделает из черепа своего старого врага! А он мечтал создать новую секту
Вот и получилось, что возвращаться в Ладак, а потом и в Лхасу ему придется побежденным: и поручение своего монастыря он не сумел выполнить, и задание таши-ламы не довел до конца...
А ему была нужна только победа! Темный Владыка Ламаюры уже слишком стар, а ширетуй Шаругене не так тверд в вере, как сейчас требуется, все более и более подгибает колени перед таши-ламой. Кого-то из них жрецам придется заменить им, Кууларом! Именно ему, а не кому-то другому должны вручить дамару, бубен и пучок золотистой травы - символы власти и мудрости...
Упало солнце, озарив небо золотым огнем, обещая и на завтра отличную погоду. Теперь Куулару все равно - солнце у него над головой или грозовые тучи. И чем окажется длиннее и труднее путь в Ладак, тем лучше для него... А может, через страну Шамо уйти на Цайдам и в Лхасу? Там у него много друзей и еще больше врагов. Впрочем, враги для жрецов Бонпо всегда желанны, как бы те ни были сильны и могущественны: на ком еще и оттачивать свою волю, как не на сильных и могущественных, роняя их в пыль?
Последнюю свою ночь Куулар Сарыг-оол проведет все-таки на родине, до южных и восточных границ которой уже рукой подать. Надо только спуститься немного вниз, к Нарыну, перебраться на его левый берег и там поставить шалаш для ночлега. Выспаться надо непременно хорошо и утром поесть сытно завтрашний переход не только долог, но и опасен!
Куулар резко дернул коня за повод и замер: его зоркие глаза разглядели на стремительно синеющем небе узенький серпик молодой Мас, обещающий удачу и счастливую судьбу каждому путнику в степи, горах и на море. И сразу же с лица колдуна исчезла улыбка, потому что в сердце ударила небесная стрела огня, опалив с головы до ног несказанной радостью...
Глава пятая
ПЕРВАЯ СТЕПЕНЬ СВЯТОСТИ
Пунцаг проснулся от толчка в плечо. В колеблющемся свете лампад разглядел лицо Чойсурена, и оно ему показалось мрачным, как грозный лик Очирвани1. Ховрак вскочил, спросил испуганно:
– Что? Кто?
– Гэлун тебя призывает к себе.
– Сейчас?
– удивился Пунцаг.
– Ночью? Чойсурен осклабился:
– Молодых и красивых ховраков, вроде тебя, он только ночью и вызывает, когда у него бессонница... Хе-х!
Пунцаг пропустил насмешку мимо ушей: самое страшное
Глаза слипались, будто кто их промазал клеем для дерева. Если не умыться холодной водой, можно заснуть на ходу.
Пунцаг взболтнул медный кувшин для омовений, попросил:
– Полей, Чойса!
– Полить? Зачем?
– пожал тот плечами.
– Тебя ждет зеленая целебная ванна у гэлуна. Он приказал не выливать воду, а оставить ее для тебя... Хе-х!
Но кувшин взял, полил на спину, шею, руки. Завистливо вздохнул совсем по-стариковски:
– Красивое и тугое тело у тебя. Бурхана лепить можно.
– А ты что, и бурханов лепил? Сам?
– Приходилось, Пунц... Здесь всему научат! Своего обычного "хе-х!" Чойсурен на этот раз почему-то не прибавил - отвернулся, сокрушенно махнув рукой.
Темно, пусто и холодно в коридоре, но дверь в покои ширетуя была открыта, и желтый квадрат света лежал на чисто выметенных серых плитах. Пунцаг нерешительно остановился: может, не ждет его ширетуй, а просто ему душно?
Как ни тихо шел Пунцаг к двери, но Жамц услышал:
– Входи и закрой дверь. Дует.
Гэлун полулежал, подложив под голову и спину алые сафьяновые подушки. Пунцаг хотел сесть перед ложем ширетуя в позе сухрэх, но Жамц поморщился:
– Теперь мы равны перед небом, как ламы! Ты отныне баньди. И хоть это решил не я, но...
– Он заворочался, поправляя сползающее покрывало.
– Можешь сесть на край моего ложа.
Пунцаг смутился и остался стоять на пороге.
Жамц понимающе усмехнулся:
– Длинные языки дацана уже наговорили мерзости про меня? Хотел бы я знать, кто это делает!
Пунцаг не ответил, только еще ниже опустил голову.
– Это хорошо, что ты не выдаешь своих друзей!
– рассмеялся гэлун. Значит, тебе можно доверять в более серьезных делах!
Он выпростал руку из-под покрывала и указал ею на табурет, где горкой лежали аккуратно сложенные одежды ламы, придавленные бронзовыми атрибутами святости - дрилгой и ваджрой2, знаменующих мужское и женское начала жизни.
– Прими ванну и переоденься.
У Пунцага сами по себе подогнулись колени:
– Я не достоин, гэлун! Я - пыль у ваших ног!
– Встань, баньди, - рассмеялся Жамц.
– В ламы без сорока вопросов и клятвы3 перевел тебя не я... Завтра мы с тобой уезжаем в Тибет. Меня призвал под свою руку сам таши-лама. Ты едешь со мной, и потому тебе необходимо быть ламой, а не ховраком...
– Я не могу выполнить ваш приказ, ширетуй. Отдайте лучше меня Тундупу, если я в чем-то виноват...
Жамц сделал вид, что не расслышал его лепета, тем более, что у Пунцага перехватило горло и он скорее шипел, чем шептал.