Белый Бурхан
Шрифт:
– На ярманку-то все равно ехать надо! Куда лишнюю животину девать? Кузевану за монету с глухим звоном*?
* Монета с глухим звоном - фальшивая.
– Кто тебя держит?
– вздохнула Акулина.
– Поезжай! Тебе же лишний мужик при скотине!
– Не могу я на него ярма надевать!
– вспылил Макар.
– Не из тех он, не из безгласных! Язык - бритва, ничего не боится... Сам не пойму - не то из святых он, не то из придурков...
Макар отошел к окну, ткнулся лбом в стекло.
Не разуверился Родион, нет! И в свою райскую страну верует! Может, и есть она где?.. Но тут прав Кузеван, выходит:
Порешив с трудным делом, Макар повеселел. И уже копошась во дворе, подумал какой-то отдаленной мыслью:
а если и взаправду сыщет? И враз опустились руки, плетями упали - не поделится ведь потом, не скажет верной дороги. Сходить к Кузевану, за самоваром с ним посидеть? И об ярманке сговориться, чтоб поодиночке со скотом не хлопотать...
"А Родион с нами пойдет! Погонщиком, а?"
И сам себе ответил:
– Вот и ладно. Все лишнего человека не нанимать!
Погода ломалась, то обещая ровное тепло бабьего лета, то попугивая ледяными дождями и уже ослабевшими грозами. Отчетливая рыжинка пошла по лесам и полям, но травы было еще вдосталь, и скот не приходил с пастбищ голодным. Но грядущая слякотная осень и тяжелая зима пугали не только Родиона, но и крепких хозяев. Летняя жара и сушь подломили их надежды, заставили подумать о сокращении поголовья убоиной или продажей. Те, кто имел свободные деньги и запасся сеном, могли по этой тревоге и дешевого скота подкупить, и мясом запастись на всю зиму, хотя бы и в солонине.
У Макара, как и у Кузевана, концы с концами сводились, и на ярмарку они собирались только ради денег и товаров, которых не доставало в их справных домах. Акулина мечтала о сепараторе и лавошной посуде, о новых тряпках и фабричных обутках, а сам Макар надежду о ружье держал с патронным припасом. Зима долгая, зверя окрест хватает, почему бы и охотничьей удачи не попытать? Кузеван же смотрел еще дальше: лаковую коляску хотел себе завести, коней-чистокровок!
Собирался в путь-дорогу и Родион. Из двора в двор шмыгал, друзей-приятелей для дальней дороги подбирал, да немного их находилось, а когда срок подоспел - совсем не осталось. Всем хотелось на Беловодию посмотреть, да никому не хотелось ноги на длинной и тяжелой дороге бить! Вот если бы она сама по себе под окна их изб подкатилась! Макар первый изготовился к дороге, к Кузевану заглянул. Тот на широком крыльце стоял, расставив ноги, и глаза в небо пялил.
– Ты чего, Кузеван?
– изумился Макар.
– Али в ангелы метишь?
– Да вот, гадаю: быть ведру аль не быть?
– Сентябрь уж на закате! Какое тебе ведро!
– По всякому случается, - вздохнул Кузеван.
– Рано приедешь - в большом убытке окажешься, прохарчишься. Поздно - того хужей... Мало ли там мастаков цены сбивать?
– Смотри!
– пригрозил Макар.
– За пятаком погонишься, а полтину обронишь: в дороге достанет непогодь, всю скотину переморишь!
– И так случается, - охотно согласился Кузеван, - с недельку обожду. Скот-то и по снежку гнать можно...
– Ну, Кузеван,
Кузеван вздохнул и снова задрал бороду к небу.
Обратным счетом теперь Родион поляны да лесные колки считал: один-единственный лесок по левую руку, до озерка - степь, потом три леска с двумя полянами кряду, речушка...
Родион, как знаток этих мест, головным шел. За ним - Акулина, хвостом стадо с Макаром и еще двумя одно-деревенцами - Фролом и Кузьмой. Узнали, что Макар со скотом на ярмарку к Чуе пошел, Родиона взяв в погонщики, к ним со своими котомками пристроились, заявили:
– На своем харче мы, своей силой. Ни вы нам, ни мы вам помешкой не станем. А в гурте идти не так боязно...
Макару - что? Пусть идут, дороги не жалкой Кузевана не дождались, сызнова все отложил. И с Акулиной - смех. Только они выгнали с Родионом скот на дорогу, как и жена Макара за ними бегом. Зашелся было он от злости:
– А хозяйство, коров, кур на кого кидаешь?
– Сговорилась с соседками, приглядят! Развел Макар руками: баба, что твой репей - прицепилась ежли, сразу не отдерешь! Махнул рукой:
– Ладно уж!
А Родион больше Макара понял, что к чему: не в тряпках ярманкиных дело, а боится Акулина, как бы ее беспутный мужичонка и вправду с беловодцами на край света не убег!
Так и двинулись в дальний путь впятером. Одно и не нравилось им, что темноверцы припутались. Идут - вроде бы люди, а в лицо им заглянешь увидишь пустые глаза, как от нечистой силы отшатнешься! Они не только в душе, но и в жизни такие же темные - во всем и везде у них - тайна! И в хлебе, что втихомолку жуют; и в воде, что только своими кружками черпают из ручья; и в молитве, что кладется лишь на свою иконку, а та в голбце-ларце хранится от чужих глаз. Взглянет кто на нее по нечаянности - испортил, осквернил! Крошку после трапезы темноверца склюнула птичка какая - беда, утробу святую опоганила! Потому и едят одной рукой, а другую под нижней губой держат, как бы не оскоромиться...
– Ниче!
– успокоил Родион Макара.
– Знаем их! Дорога-то вылечит от любой дури, не до строгих толков будет в болотах да горах! А в самой Беловодии - никакой вере чести нет!
Высветлился день, ушло в голубую высь небо, потянув за собой высокие горы. И засияли, засверкали они белыми, серыми, золотистыми и голубыми головами, радуя глаз и веселя сердце. Хорошая погода идет, любому путнику шелковый путь стелет!
Показался знакомый Родиону каменный истукан. Такой же молчаливый и строгий, но доброприветливый - чашу к людям тянет и за ремень держится, на котором - каменный меч в ножнах. Не поменялся: значит, не виновен перед ним недавний ходок! С миром пришел в Курайскую степь, с миром из нее и уходит...
Родион остановился возле каменного хозяина степи и снова снял перед ним шапку, удивив не только темноверцев, но и Макара с Акулиной. Не тронулся ли бродяга бездомный, не переметнулся ли в другую веру, когда дома не был?
– Прощай!
– сказал Родион тихо.
– Сторожи степь!
И низко поклонился каменному человеку.
Глава вторая
ИСХОД ОТЦА НИКАНДРА
Любили алтайцы окрестным горам, рекам и озерам, долинам и лесам загадочные названия давать! И ко всякому такому месту легенду или сказку придумывали.