Белый, как снег
Шрифт:
Она так только полагала. Она так представляла. Она хотела, чтобы так было.
– Огонек, – слышит в ответ Белоснежка, когда спрашивает имя. – Все называют меня Огоньком.
– Все?
– Все.
Это понятно. «Огонек» подходит ему больше, чем настоящее имя. А что же там такое с настоящим именем? Это не так просто и однозначно. «Огонек» приравнивается к настоящему имени. Пылающий, горящий, всегда в движении, неустойчивый, меняющий форму, согревающий, обжигающий, прекрасный на вид, но пробуждающий неопределенное чувство опасности…
– Только не говори, что у тебя есть какая-то крайне личная, уникальная,
– Хуже.
– То есть?
– Да. У меня вытатуирована целая груда огромных огненных шаров.
Огонек смотрит на Белоснежку пристально, через кофейную чашку. Взгляд голубых, как лед, глаз такой пронзительный, что Белоснежка чувствует, что краснеет, хотя для этого нет причин. По крайней мере, никакой другой причины, кроме той, что она тут же задумывается, на какой части тела скрыты эти огненные шары, если их не видно. Рубашка без рукавов обнажает руки, но там их нет. На спине, на животе?..
Огонек широко улыбается, ничего не говоря.
– Что такое? – не может не спросить Белоснежка.
– Твое выражение лица.
Девушка чувствует, как краснеют ее щеки. Она не может ничего с этим поделать, хотя это безумно бесит ее.
Огонек нагибается над столом и показывает свой затылок. Белоснежка сразу же понимает.
– Созвездие Близнецов, – говорит она.
– Откуда ты знаешь?
– Это мое любимое созвездие, – отвечает Белоснежка.
Они замолкают. Казалось, какое-то странное существо прокралось к ним и сказало, что происходит что-то уникальное, что-то особенное. Но дело даже не в этом, а в том, что они, ничего не зная друг о друге, взяли по большой чашке черного кофе, что на их ногах красные тканевые тапочки и что им нравится созвездие Близнецов. Белоснежка уже тогда почувствовала, что Огонек, должно быть, именно тот человек, который поймет ее с полуслова.
Первый такой человек в ее жизни.
Предчувствия не обманули Белоснежку.
Они с Огоньком пронырнули все обычные уровни знакомства и общения – и сразу очутились на такой глубине, что у Белоснежки перехватило дыхание. Она наверняка испугалась бы, если б успела. Но она не успела. Все случилось слишком быстро. Ее защитный барьер рухнул в одно мгновение, взорвался от нереальности происходящего. Белоснежка оказалась полностью обнажена и уязвима; все слова и поступки Огонька врывались в нее как пули, проникали в самую ее глубину – и там взрывались, расплескивая радость, тепло, свет. Никогда еще Белоснежка такого не испытывала. Это смущало ее, заставляло дрожать, мешало жить.
Они знали друг о друге вещи, которые никому до этого не рассказывали. Знали – на самом деле не зная. Они угадывали любимые блюда друг друга. Они могли назвать любимые книги друг друга. Они знали, что может заставить другого плакать от радости и что – от горя. Они, не сговариваясь, говорили хором, заканчивали друг за друга предложения, в их головы приходили одновременно одни и те же мысли. Они слушали одни и те же песни. Они неслись на одной волне, хотя Белоснежка никогда не думала, что такое возможно. Это казалось чем-то сверхъестественным, чудесным.
Сейчас Белоснежка думает, что в этом контакте нет ничего сверхъестественного. Просто с первой же встречи они почувствовали друг в друге сильную схожесть, которая взаимопритягивала их. Они могли читать выражение лица друг у друга, угадывать жесты, чувствовать потаенные настроения, которые нельзя
Так думала Белоснежка. И даже не пыталась защититься. Она полностью открылась Огоньку. Дала ему войти, согреть, осветить. Белоснежка предчувствовала, что может сгореть, но она приняла этот риск. Мгновенно и без колебаний.
С самого начала она полагала, что физическая близость принесет в их отношения лишь проблемы. После нескольких лет школьных издевательств в ней остался страх прикосновений, даже ненависть к ним. Она держала других людей на безопасном расстоянии. В основном не особо знакомых. Она хотела сама решать, кому, когда и как будет разрешено прикасаться к ней. Она очень редко чувствовала желание сама касаться кого-то другого. Иногда Белоснежка думала, что никогда не сможет с кем-то встречаться или в кого-то влюбиться, потому что ей была противна сама мысль подпустить кого-то физически близко, тем более поцеловать.
Но с Огоньком… Когда духовное расстояние сократилось, физическая дистанция стала казаться невыносимой. Белоснежка удивилась, какой жесткой необходимостью может быть желание быть рядом с другим человеком, на уровне «кожа к коже». На третьем свидании они оказались у Белоснежки – снова пили кофе, привычно, как будто они делали это уже много раз, сидели за столом, болтали и смеялись. Кофе успел остыть, прежде чем они допили его до конца.
Белоснежка сжала свою чашку обеими руками, чтобы не потянуться и не потрогать руку Огонька, не погладить его щеку, не пробежаться пальцами по коротким волосам цвета капучино. Она крепко прижала губы к краю чашки, хотя хотела прижать их к губам Огонька. Она никогда раньше не испытывала подобного. Ее пульс бешено бился. Внутри ее все дрожало, и главным для нее было не выпустить эту дрожь наружу.
Белоснежка пыталась продолжать болтовню, как будто ничего не произошло. В любом случае она не могла сосредоточиться на том, что ответит Огонек. Была способна думать только о поцелуях этих губ. О том, как она возьмет его за подбородок, нежно, но решительно, посмотрит в глаза цвета чистого льда – и поцелует. Белоснежка никогда ни с кем не целовалась, но ее желание, ее жажда были столь сильны, что она даже не могла думать о том, знает ли, что при этом надо делать.
У чувств и техники нет ничего общего. Чувство – это чистое пламя, огонь.
Щеки Огонька вдруг покраснели. Он взъерошил свои волосы и улыбнулся как мальчишка. Больше Белоснежка не могла терпеть. Она вскочила с места. Кофе выплеснулся через края чашек. Через мгновение они уже сплелись друг с другом – сначала на стуле, потом стоя; стул шатался и грохотал об пол. Белоснежка крепко обнимала Огонька, каждую его клеточку, до которой могла дотянуться. Их губы слились воедино. Они пылали жаром друг друга. Руки искали новые места, которых могли коснуться, приласкать…
Все произошло. Частично Белоснежка находилась в центре событий, а частично – вне, где-то снаружи. Она не контролировала свои движения, свое желание. Она не могла приказать себе двинуться дальше. Она была не в состоянии перестать целоваться, даже если бы в это мгновение взрывался мир. Но мир не взорвался. Вместо этого взорвалось все внутри Белоснежки.