Белый, как снег
Шрифт:
Он почти ничего не сообщил о себе – ни имени, ни личной информации. Впрочем, Иржи и не ждал этого – ведь босс сообщил ему, что интервьюируемый желает оставаться неизвестным. Один бог знает, как начальник связался с этим мужчиной, да Иржи это было и не важно. Он понял, что лучше не задавать лишних вопросов. Если центральная фигура разоблачения преподносилась на блюдечке с голубой каемочкой, тогда остальное несущественно. Хватайся за хвост будущего, если оно идет вперед. Это был девиз Иржи.
– Значит, меня никто не опознает? – в который раз спросил мужчина.
Журналист
– Именно в этом и состоит идея анонимного интервью. Вы сидите спиной к камере; силуэт можно сделать нечетким, чтобы усложнить узнавание; на вас можно надеть что угодно, хоть большой капюшон. Голос тоже полностью изменится.
Руки мужчины, сидящего за угловым столиком мрачного кафе, нервно цепляли одна другую. Он сложил их вместе, как будто молился, затем снова разжал, потер большим пальцем одной руки ладонь другой, оторвал кусочек ногтя. Иржи обратил внимание на то, что руки его были очень сухими. Видимо, в общине царит запрет на чрезмерное пользование косметическими средствами, такими, например, как увлажняющий крем.
– Нас всего двадцать. Живем недалеко от центра, – сказал он приглушенно.
– Где именно? – спросил Иржи.
Мужчина замотал головой.
– Не могу сказать.
«Пока не можешь», – подумал Иржи. Он поставил своей целью настолько расположить к себе мужчину, чтобы тот добровольно раскрыл точный адрес. Сейчас же лучше не давить и спросить что-то другое.
– Давно вы там?
– С самого начала. Лет двадцать. Сначала нас было меньше, но спустя годы мы нашли новых собратьев.
– На что вы живете? Работаете?
– Некоторые. Все наши доходы общие и используются на благо семьи. Никто не может иметь больше других. Мы – семья, и отдаем все свои запасы семье.
– То есть у вас коммунизм? – спросил Иржи, пытаясь разрядить обстановку.
Мужчина посмотрел на него пристально и тяжело. Попытка пошутить оказалась неуместной.
– Мы живем очень аскетично. Нам нужно немногое. В любом случае все земное бессмысленно.
В его голосе чувствовалась странная смесь печали и гордости. Как будто он одновременно понимает, что провел лучшие годы в нечеловеческих условиях, и все равно осознает, что поступал правильно.
Иржи не хотел ничего отвлеченного, ему нужна была конкретика. До этого он не слышал от мужчины хоть сколько-нибудь волнующего – ничего такого, что относилось бы к категории «новость десятилетия». У людей есть право жить в коммунах и хоть целый день молиться Богу. Из этого скандала не выстроить. Для реально значимой новости недостаточно воскликнуть: «Эй, посмотрите, у нас здесь живет толпа фанатиков». Не та фишка. Хотя подглядывание за фанатиками должно быть интересно людям, потянет оно максимум на очень интересный очерк – но не на великое разоблачение.
– У вас там есть дети? – спросил Иржи наконец. – Как у вас в общине наказывают за непослушание?
– Мы не говорим «община», – быстро сказал мужчина. – Мы – семья.
– Будем тогда говорить «семья». Без разницы, – согласился журналист.
– Есть, –
Иржи записал эти слова в блокнот. Вот это уже значительно. Но на данный момент значительнее то, что он чуть больше расположил к себе мужчину, когда пометкой в блокноте показал, что ему важны эти слова.
– Кто-то из вас когда-нибудь говорил о каком-то особенном зле? Не только о враге человеческой души, но и о земном зле? – сделал попытку Иржи.
Должна же быть причина, почему его направили исследовать именно эту общину. Какая-то жуткая и опасная тайна, которую надо выяснить…
Мужчина огляделся, затем придвинулся ближе и понизил голос.
– На самом деле дело в том, что здесь, на Земле… – начал он.
Именно в этот момент кто-то прошел мимо углового столика. Мужчина вздрогнул, будто рядом с его ухом кто-то лопнул воздушный шарик. Иржи оглянулся. Молодая девушка шла в туалет. Короткие каштановые волосы, черная майка без рукавов. Не из тех, на которых хочется взглянуть еще раз. Похожа на туристку, поэтому не стоит бояться, что она поняла слова, даже если и слышала их.
Но атмосфера уже была разрушена. В глазах мужчины светился неподдельный страх. Иржи догадывался, что теперь мужчина будет молчать. Он словно почувствовал ужас и панику, которая заставила мужчину забиться обратно в свою раковину.
– Мы можем договориться, что вы придете на видеоинтервью? – спросил Иржи. – Завтра?
Молчание. Мужчина задумался.
Вот дерьмо. Журналист попытался скрыть нетерпение. Если он слишком надавит, то все потеряет – интервьюируемый сбежит и больше не вернется. И Иржи останется без репортажа.
– В двенадцать на том же месте. Поедем в студию, где никто вас не увидит, кроме меня.
Голос журналиста был спокойным, ровным и подбадривающим. Таким голосом не добиваются или убеждают, а просто сообщают факты. Иржи видел, как его слова и интонация успокаивают мужчину. Тот кивнул. Очень медленно и неуверенно, но все же кивнул. Иржи протянул руку. Мужчина долго на нее смотрел, потом вцепился в нее. Иржи совершил над собой усилие, чтобы не отдернуть свою руку, почувствовав в ней сухую и шершавую ладонь мужчины. Они обменялись крепким рукопожатием, словно скрепили договор.
Сектант ушел первым, как они и договорились. Иржи подождал пять минут и отправился следом. Когда он вышел на яркое, горячее солнце, ему показалось, будто он попал в другой мир. Захотелось побродить по улице, проветриться среди по-летнему одетых довольных людей. У него будет интервью. И Иржи уверен, что у этого мужчины есть что ему рассказать.
Женщина промокнула пот на лбу бумажным носовым платком. Давящий зной уже много дней предвещал грозу. Заголовки газет кричали о небывалой жаре и засухе, хотя, по сути дела, такая погода здесь не в новинку. На фронте новостей – тишина. Обычно она расстраивала женщину, но не сейчас. Чем тише бывает поначалу, тем громче потом раздастся крик о том, что произошло нечто.