Белый круг
Шрифт:
Высказавшись, Фрол Романович обернулся к свите, приглашая сотрудников разделить его уважение к рабочему классу. Свита засуетилась, заулыбалась и, стоя на месте, пришла, однако, во взволнованное движение, как полевые цветы от дуновения летнего ветерка.
А Фрол Козлов, вполне удовлетворенный, проследовал дальше по коридору: топ-топ, топ-топ.
Справив свои культурные дела, Попков в приподнятом настроении вернулся в министерство и первым делом потребовал календарь памятных дат, для внутреннего пользования. Календарь был доставлен без проволочек. Из этого ценного справочника Попков узнал, что
Уже вечером Попков выехал "Красной стрелой" в Ленинград, на подведомственный ему славный фарфоровый завод. Можно было, конечно, вызвать директора в Москву, но дело носило государственный характер, и неожиданное появление министра на заводе гарантировало должный эффект.
Сидя лицом к лицу с перепуганным насмерть директором, Попков отдал устное распоряжение: в ударном порядке изготовить подарочный уникальный сервиз на двадцать четыре персоны. Как царский: узоры, цветы. И на каждой тарелке, на каждой чашке чтоб были инициальчики, вензелечек золотом: ФРК. Перевести предприятие на три смены, материалы - отборные, специалисты лучшие. И на супнике - нет, лучше на гусятнице - дарственная надпись: "Глубокоуважаемому Фролу Романовичу от Попкова с пожеланием хорошего аппетита и здоровья". Все.
– Так какой же сервиз?
– озабоченно уточнил директор.
– Столовый или чайный?
– Что?
– ужасным голосом спросил Попков.
– Вы же сами говорите "чашки", товарищ министр, - совсем смешался директор, - а потом сами же говорите "гусятница"...
– Общий!
– выкрикнул Попков, как будто поднимал роту в решающую атаку под шквальным вражеским огнем.
– Головой отвечаешь, директор!
В день рождения Фрола Романовича Козлова, около шести часов вечера, две черные министерские "Волги" подъехали к первому, внешнему КПП загородной резиденции члена Политбюро. В первой сидел министр, вторая по крышу была набита картонными коробками. Смеркалось, над пустой лесной дорогой сгущалась изумрудная тень. Молоденький капитан вышел из бетонной караулки и занял позицию позади опущенного шлагбаума. Попковский водитель затормозил и остановился.
– Куда?
– поглядев на номерной знак "Волги", сурово справился капитан.
– К Фролу Романовичу, - начальственным тоном сообщил Попков. Открывай, служилый!
– А что во второй машине?
– спросил капитан.
– Подарки, - сказал Попков.
– Не видишь, что ли?
– Фамилия!
– потребовал капитан.
– Ждите!
И, секретно закрывшись в караулке, взялся кому-то названивать по телефону.
– В списке не значитесь, - вернувшись к шлагбауму, дорожил капитан. Отъезжайте!
– Да я министр!
– высунувшись в окошко, закричал Попков.
– Открывай, говорю! Неприятностей давно у тебя не было, черт бы тебя драл?
– Вас все равно от второго КПП завернут, - подумав, сказал капитан. Но, подав знак автоматчику в будке, поднял шлагбаум.
– Давай, рули!
– указал Попков водителю, сидевшему индифферентно.
Дорога расширилась и сделалась прямой, как линейка. Кругом сдержанно шумел дикий лес. Через километр появился высокий
Из укрепления выбежал на прямых ногах седой полковник и остановился посреди дороги. Лицо офицера выражало решительность и непоколебимость при исполнении долга.
– Стой!
– приказал полковник и вздернул руку, как будто в ней уже темнел пистолет.
– Выходи из машины!
Попков подчинился.
– Ты мне не "тыкай", - проворчал Попков не слишком громко.
– Я министр.
– Документы!
– протянул руку полковник.
– Быстро!
Попков безмолвно достал из кармана красную кожаную корочку. Дело принимало досадный оборот. Полковник мог и пихнуть, и руки закрутить.
– Немедленно разворачивайся, и чтоб духу твоего тут не было!
– решил полковник, изучив корочку.
– Сюда допуск есть только союзным министрам, а ты кто? Вот же по-русски указано: республиканский!
Полковник, как видно, раздумал открывать стрельбу, и это подлило Попкову бодрости.
– Меня Фрол Романович пригласил, - сказал Попков просительно.
– Мы с ним на одном заводе работали, даже в одном цеху. Я ж поздравить приехал, вот подарки привез.
– Он махнул в сторону грузовой "Волги".
– Пропусти, полковник!
– Тебя в списке нет, - с долею все же сочувствия сказал седой полковник, а потом, прогнав от своего мужественного сердца постыдное чувство, заорал: - Ехай отсюда, сказано тебе!
Фрол Романович прогуливался с гостями по выложенной мраморными плитками дорожке, продуманно осыпанной золотыми осенними листьями. Шум скандала привлек его внимание, он не спеша направился к воротам.
– Эй, что там, Михеев?
– по-хозяйски озабоченно справился Фрол Романович.
– Тут министр приехал, - вытянувшись, доложил обстановку полковник. Говорит, подарки привез.
– Какой еще министр?
– удивился Фрол.
– Попков я!
– закричал министр, не заходя, однако, за шлагбаум.
– Фрол Романович, поздравляю от всего сердца! Здоровья, счастья!
– Пусти его, - сказал Фрол полковнику Михееву.
Министр нырнул под полосатое бревно и, оправляя парадный пиджак, подбежал к Фролу Козлову.
– Вижу, что Попков, - сказал Фрол.
– А чего ты, Попков, приперся? Кто тебя звал?
– Так я же поздравить, Фрол Романович!
– потянулся оправдываться Попков.
– В календаре же в нашем написано про вас, про сегодня! И все мое министерство меня уполномочило...
– Ты вот что, Попков, - сказал Фрол Козлов, задумчиво глядя.
– Ты пойми своей глупой головой, что тут сейчас ниже членов Президиума ЦК никого близко нет. Цвет партии, совесть народа! Куда ж ты лезешь с суконным рылом да в калашный ряд? Неси подарки вон в помещение - и будь здоров!
И, наблюдая, как Попков перетаскивает тяжелые коробки в караулку, по-отечески заключил:
– Никогда впредь не нарушай партийную этику!
В том, что евреи додумаются до чего хочешь, Мирослав Г. ничуть не сомневался: как почти всякий гой, он был склонен преувеличивать еврейские возможности.