Белый ночи. Гражданские песни
Шрифт:
Как волосы завил! Как тянет si-b'emol!
Вот приближается он к спящей Дездемоне:
Ужасен взор его, в лице кровинки нет.
Вот душит… Задушил… Тогда в минорном тоне
Он жалобно поет последний с ней дуэт.
И в темный людный зал, восторгом насыщенный,
Из груди страждущей летит за звуком звук, —
И долго сдержанный восторг прорвался вдруг!
Как ураган, как гром, волнами повторенный,
Рукоплескания и крики раздались,
И, чайками
Толпа беснуется, кричит до истощенья
И словно говорит:
— Ты понял нас вполне,
Ты дорог нам, певец! Живя как бы во сне,
Мы любим без огня и мстим без увлеченья,
И скучен наш роман, как в осень ветра свист.
Но в жизни сумрачной и безобразно-лживой
Мы жаждем иногда лжи яркой и красивой,
И ты нам дал ее, разряженный артист!
Так будь благословен за этот дар сирены:
Тебе — восторги жен, венки цветов, почет! —
Так говорит толпа, и ей в ответ со сцены
Растроганный тенор поклон глубокий шлет…
Но средь толпы сидел один безмолвный зритель,
Должно быть, музыки неопытный ценитель.
Его не увлекли ни голос, ни костюм.
Он слушал и глядел, рассеян и угрюм.
Когда ж раздался гром всеобщих ликований,
Его не тронуло искусства торжество,
И он тайком вздохнул, Бог знает отчего…
________
То не гроза шумит, не гром рукоплесканий, —
То в полуночный час расплакалась метель,
То вихорь разметал седой зимы постель.
В убогой комнате, одна с тоской бессонной,
Поникла женщина бессильной головой,
И жадно слушает метели скорбный вой,
И много в эту ночь ее душе смущенной
Он, плача, говорит, — и силы нет пресечь
Укоров и угроз исполненную речь:
— Зачем, безумная, во имя правды новой,
Дерзнула ты на спор с преданьями веков!
Ты людям не нужна с твоей тоской суровой,
Твоя любовь для них презреннее оков!
Бесцельно, как в бреду, ты дни свои сгубила.
Спасла ли ты кого? чью муку искупила?
Уж мир забыл тебя, похоронил давно!
Как прежде, он живет, скучающий и старый.
О многом говорит, но любит лишь одно:
Восторгов чувственных отравленные чары.
А тот, кто, согнутый под жизненным ярмом,
Причиной был твоей тоски великодушной, —
Он даже не слыхал об имени твоем;
Услышав, осмеет со злобой равнодушной
И надругается над памятью твоей.
На что еще таишь безумные надежды?
На суд истории? Что поздний суд людей! —
Ученых праздный спор иль буйный крик невежды…
Блажен, кто победил, кого венчал успех!
Ему история кадит в раздумье важном,
Ему художник
Ему и мир простит свершенный втайне грех!
Но горе тем глупцам, кто, не измерив силы,
Доверился мечте взволнованной души:
Остынет их мечта в неведомой глуши,
Без лавров — подвиг их, без надписей — могилы.
И сколько вынесли их гордые сердца,
Как в одиночестве их жизни догорели, —
О том поведают лишь севера метели,
Да запоздалый стих грядущего певца!..
СТОЛПОТВОРЕНИЕ
Он был богат, — огонь пожрал богатство.
Любил жену, — сразил ее недуг.
Имел друзей, — но холод и злорадство
В них встретил обнищавший друг.
Сказал: прости! он людям бессердечным
И в глушь пустынь бежал от них, как зверь.
Людская жизнь бесцельным злом и вечным
Ему казалася теперь.
Смеялся он над счастьем и над славой
И проклинал всю землю, как тюрьму.
Его душа питалася отравой,
Он жаждал мести — но кому?..
Однажды ночь спускалась над пустыней.
Беглец лежал под пальмами, в тени,
И праздный взор по тверди темно-синей
Считал несчетные огни.
И думал он: «Далеки ль звезды эти? —
Когда б на ствол той пальмы взгромоздить
Другой, на тот — еще один, то третий
До неба должен доходить».
«А там что? Там, на голубой поляне
Горит, как жар, из золота дворец.
Кругом него вращается в тумане
Светил негаснущий венец».
«А во дворце благоуханьем веет;
Курений дым змеится вдоль столбов,
И серебро фонтанных брызг белеет
На пестром золоте ковров».
«Но где же он, Владыка? Пресыщенный
Красой дворца и блеском звезд ночных,
Уже давно душой ожесточенной
Восторгов жаждал он иных…»
«И правит он землею для забавы,
И на людей с высот своих глядит,
Их жизни путь, тернистый и кровавый,
В нем дух жестокий веселит».
«Когда ж он видит бледный призрак счастья,
Скорей в него он хлещет с облаков
Бичом огня, болезней и ненастья,
Желаний злых и мрачных снов».
«Когда же кто-нибудь в бою суровом
Раздавленный, клянет его с тоски,
Смеется он над слабым нашим словом,
Он, неприступный для руки».
«А если вдруг… Ужели неприступный?!..
А если мы сильней, чем он хотел?!..
И человек, как мститель неподкупный,
Взобраться б на небо сумел?..»
…………………
Немую ночь встревожил крик безумный.
Беглец вскочил и, вверившись звездам,