Белый ночи. Гражданские песни
Шрифт:
Что из нор своих гады спешат
Завладеть беззащитной землею,
Что бегут пауки, что, шипя,
На болоте проснулась змея:
Это гады бегут — пред зарею…
Не грусти, что во мраке ночном
Люди мертвым покоятся сном,
Что в безмолвии слышны порою
Только глупый напев петухов
Или злое ворчание псов:
Это — сон, это — лай пред зарею…
«В засуху я видал, как мимо чахлой пашни…»
В
Проносится гряда бездождных облаков.
На пыльных небесах они, белей снегов,
Лежат весь день, теснясь, как рухнувшие башни.
А в предвечерний час, лишь ветер потянул,
Тревожный пахарь ждет их праздное движенье.
Он видит молний блеск, он слышит дальний гул,
И кажется ему: еще одно мгновенье,
И загудит гроза, и покачнется лес.
Но тучи, не дойдя до темени небес,
Вдруг, силой тайною задержанные, станут —
И стороной плывут от жаждущих полей,
И колос, свежестью минутною обманут,
К земле пылающей склоняется грустней,
Меж тем как, заревом полнеба освещая,
Вдали горит заря, засуху предвещая.
Как тучи без дождя, великие мечты
Над нами много раз бесследно зажигались.
Недолго были мы жрецами красоты
И к свету знания недолго порывались.
Восторг доверчивый равно будила в нас
И проповедь борьбы, и проповедь смиренья.
Но тучи мимо шли, огонь воздушный гас,
И тщетно до сих пор мы жаждем обновленья.
И вот я слышу вновь раскаты вещих слов,
Но знаю: то опять раздался глас в пустыне.
Сверкая и гремя, как столько раз доныне,
Опять плывет гряда бездождных облаков…
ОКТАВЫ
Окончена борьба. Пустая спит арена,
Бойцы лежат в земле, и на земле — их стяг.
Как ветром по скалам разбрызганная пена,
Разбиты их мечты. Погас надежд маяк.
Смотрите: что ни день, то новая измена.
Внемлите: что ни день, смеется громче враг.
Он прав: история нам доказала снова,
Что месть и произвол сильней любви и слова…
…………………..
Нет счета тем гробам… Пусть жатвою цветущей
Взойдет кровавый сев для будущих времен,
Но нам позор и скорбь! Чредой всегда растущей
Несли их мимо нас, а мы вкушали сон.
Как житель улицы, на кладбище ведущей,
Бесстрастно слушали мы погребальный звон.
Все лучшие — в земле. Вот отчего из праха
Подняться нам нельзя и враг не знает страха.
О, если бы одни изменники меж нами
Позорно предали минувших дней завет!
Мы
Нас всех относит жизнь от веры лучших лет,
От гордых помыслов… Так, нагружен рабами,
Уходит в океан невольничий корвет.
Родные берега едва видны, и вскоре
Их не видать совсем — кругом лазурь и море.
Но нужды нет рабам, что злоба жадных глаз
Всегда следит за их толпою безоружной.
Им роздано вино, им дали звучный таз,
И палуба дрожит под топот пляски дружной.
Кто б знал, увидев их веселье напоказ,
То радость илй скорбь под радостью наружной?
Так я гляжу вокруг, печален и суров:
Что значит в наши дни блеск зрелищ и пиров?
Вблизи святых руин недавнего былого,
Спеша, устроили мы суетный базар.
Где смолк предсмертный стон, там жизнь взыграла снова,
Где умирал герой, там тешится фигляр.
Где вопиял призыв пророческого слова,
Продажный клеветник свой расточает жар.
Певцы поют цветы, а ложные пророки
Нас погружают в сон — увы — без них глубокий!
О, песня грустная! В годину мрака будь
Живым лучом хоть ты, мерцанью звезд подобным.
Отвагой прежнею зажги больную грудь,
Угрозою явись ликующим и злобным.
Что край родной забыл, — ты, песня, не забудь!
Развратный пир смути молением надгробным.
Как бледная луна, — средь ночи говори,
Что солнце где-то есть, что будет час зари!
«Борьбы двух грозных сил, неравных меж собой…»
Борьбы двух грозных сил, неравных меж собой,
Я зритель с юных лет. К бойцам небезучастный,
За нею я следил с надеждой и тоской.
Я вольной юности сочувствовал душой,
Но стать в ряды бойцов мешал мне голос властный.
Воинственный задор, столь будничный, хоть страстный,
Пугал мои мечты. Я на борьбу глядел
И вторил песнями громам свершенных дел.
Настал конец борьбы — предвиденный, печальный.
И тех, на чью главу победу я молил,
Уже прияла ночь безыменных могил.
Хотел прославить я их путь многострадальный,
Но замер на устах звук песни погребальной.
К иному долг зовет. Велит он, чтоб смутил
Я тени милые словами укоризны,
Затем, что в смерти их — урок великий жизни.
Зачем, товарищи, любя людей так нежно,
Вы речью злобною пугали их сердца?
Зачем ваш смех звучал надменно и мятежно,
Когда сжималась грудь печалью без конца?
Зачем, не убоясь тернового венца,