Белый ночи. Гражданские песни
Шрифт:
Но везде его встречала —
В городах и в дальних селах.
И Любовь взмолилась Богу:
«Боже праведный, великий!
Укажи в тот край дорогу,
Где не избран Меч владыкой».
Бог ей молвил: «под луною
Не найти такого края,
Но, желаешь, пред тобою
Растворю обитель рая».
И Любовь с землей простилась
И на небо улетела.
Вот земля из глаз сокрылась.
Даль разверзлась без предела.
Вот напевы неземные
Долетают издалека.
Вот
Показалися с востока.
Вход, как огненное море,
И у входа дух нетленный.
А в руке его — о горе! —
Меч, все тот же Меч надменный!
И Любовь, на Меч взирая,
Кротким сердцем ужаснулась,
Не вступила в сени рая,
И на землю не вернулась.
Но помчалась по эфиру,
По неведомой пустыне,
Где летит от мира к миру,
Бесприютная доныне.
КАЗБЕКУ
Ни одиночество, ни вечное молчанье
Твой гордый дух сковать испугом не могли.
Ты рвался к небесам из темных недр земли, —
Быть к солнцу ближе всех влекло тебя желанье.
И вдруг ты вырвался, весь пламенем объят,
Кипучий, радостный, как раб, порвавший цепи.
Сбылась твоя мечта: с высот небес твой взгляд
Два моря озирал, холмы, долины, степи.
Ты суеты земной услышал вечный гул
И бесприютных звезд увидел ход бесцельный,
Но, вместо радости, в познанье почерпнул
Безвыходную скорбь и ужас беспредельный.
С тех пор среди небес томишься ты один,
Безмолвный, сумрачный, как в скорби царь могучий.
Не посягнет орел, едва дерзают тучи
Подняться до твоих нетронутых седин.
Но не бесплодна скорбь титана.
Лишь только вешнее тепло
Твое суровое чело
Начнет лобзать, и солнце, рано
Зажегшись в яркой синеве,
Прильнет к седой твоей главе, —
Ты, скрывшись пологом тумана,
Тихонько плачешь… И, родясь
От слез твоих, бегут потоки
И в грудь земли, как жизни соки,
Путями тайными струясь,
Плодотворят холмы и долы.
Земля готовит пир веселый.
А ты, создавший этот пир
Своими чистыми слезами,
Стоишь, всем чуждый, и на мир
Взираешь скорбными очами.
«Волнуется море безбрежное нив…»
Волнуется море безбрежное нив;
Как остров, средь них спит недвижно кладбище.
Кто море труда переплыл, опочив,
На острове мирном находит жилище.
Волнуются нивы — колосья шумят,
Шумят об одном: о труде бесконечном.
Кресты на могилах им внемлют и спят,
И снится им сон о забвении вечном…
СРЕДИ ПОЛЕЙ
Весенний
Чернеют вкруг убогие поля.
Бредет мужик за тощею лошадкой,
Ведя соху. Проснись от дремы сладкой,
Проснись, о скудная земля!
— Здорово, дед! «Здорово!» Молчаливый,
Он отошел, не обернув лица…
Угрюмый сын бесплодной, чахлой нивы,
Привет тебе, о пахарь терпеливый,
Привет от грустного певца!
________
Из омута столицы развращенной
К тебе больной и кроткий я пришел.
В твоей судьбе, веками отягченной,
В твоей тоске, глубоко затаенной,
Я жребий собственный прочел.
И я, как ты, над нивою бесплодной
Тружусь всю жизнь — над нивою сердец.
И на меня за подвиг благородный
С насмешкою презрительно-холодной
Глядит ликующий глупец.
И я, как ты, свой труд неблагодарный,
Заветный труд, восторженно люблю.
И я в душе от глаз толпы коварной
На лучший век — свободный, лучезарный,
Надежду робкую таю.
В тот век и мне от родины счастливой
Венец, быть может, дастся как тебе…
Угрюмый сын бесплодной, чахлой нивы,
Привет тебе, о пахарь терпеливый,
Привет от брата по судьбе!
«Есть гимны звучные, — я в детстве им внимал…»
Есть гимны звучные, — я в детстве им внимал.
О, если б мог тебе я посвятить их ныне!
Есть песни дивные, — злой вихорь разбросал
Их звуки светлые по жизненной пустыне…
О, как ничтожно все, что после я писал,
Пред тем, что пели мне в младенческие годы
И голоса души, и голоса природы!
О, если бы скорбеть душистый мог цветок,
Случайно выросший на поле битвы дикой,
Забрызганный в крови, затоптанный в песок, —
Он бы, как я, скорбел… Я с детства слышал крики
Вражды и мук. Туман кровавый заволок
Зарю моих надежд прекрасных и стыдливых.
Друг! Не ищи меня в моих стихах пытливых.
В них рядом встретишь ты созвучья робких мук
И робких радостей, смесь веры и сомнений.
Я в сумерки веков рожден, когда вокруг
С зарей пугливою боролись ночи тени.
Бывало, чуть в душе раздастся песни звук,
Как слышу голос злой: «молчи, поэт досужный!
И стань в ряды бойцов: слова теперь не нужны».
Ты лгал, о голос злой! Быть может, никогда
Так страстно мир не ждал пророческого слова.
Лишь слово царствует. Меч был рабом всегда.
Лишь словом создан свет, лишь им создастся снова.
Приди, пророк любви! И гордая вражда
Падет к твоим ногам, и будет ждать смиренно,