Белый олень. Часть 1. Дочь севера
Шрифт:
– Сам, однако, не могу понять, – недоуменно пожал тот плечами. – Но думаю, снег помог – по нему собакам было легче меня тащить. А может где и на ногах шел… Совсем без памяти был. Начальник Петров радиом вертолет из города звал, – с оттенком какой-то горделивой важности похвастался Очитуха. – Прилетал бохтор Хенсицка, рот сшивал, кожу на голове на место натягивал. Засохла она уже, больно было… Амака драл – шибко хорошо, бохтор лечил – шибко плохо… – эвенк тихонько засмеялся.
– Охотился после этого на медведя или бросил?
– Семерых еще, однако, уронил. Соболько пропал. Его хоронил, день думал, два думал, себе сказал: «Хватит!» Без Собольки
– Ехал бы к людям…
– Как жить стану? Рев изюбря ночью не слышал, по следу днем не ходил, с охоты вечером не возвращался – зачем день прожил? – старик вопросительно развел руками. – Тайга родился – тайга и помирай, так думаю.
Сергей повернулся к огню другим боком и сказал:
– Отец тебя в гости зовет. Ты как на это смотришь?
– Съезжу, однако. Шибко охота повидаться с ним. На последний перевал жизнь пошла… Вертолет будет лететь, к моему кордону сядет. Хороших пилотов знаю, отвезут к твоему отцу на Унго'.
– Они сейчас не на Унго. По речке Эйнах золото ищут.
– О-о-о… Знаю Эйнах. Много раз мои ноги там ходили, найду, однако. А в город не поеду, так отцу скажи, не люблю я город… Инга в поселок зовет, упрямым оленем делаюсь – не иду.
– Какая Инга? – живо заинтересовался Сергей.
– Моего младшего брата, Гурьяна, дочь, – посуровел Очитуха. – Ночью ехал, на тонкий лед попал. Сам утонул. Жена утонула. Олешки утонули. Инга осталась. Я вырастил. Многому научил, дочкой называю.
– Большая она уже, Инга-то?
– Совсем большая. И шибко бравая. Клубом в поселке заведует, – в голосе Очитухи послышались горделивые нотки. – А ты, значит, летать собрался? Это хорошо, так думаю.
Они умолкли, каждый задумавшись о своем, Очитуха первым нарушил молчание:
– Снасть, однако, собираешься проверять?
Сергей не спеша встал, осторожно ступая, направился к берегу залива и оглянулся. Среди деревьев, в огромной ночи, одиноко и как-то беспомощно мерцал костер. Некоторое время Сергей стоял неподвижно, отыскивая глазами веху – тальниковый прут, изогнутый дугой и воткнутый одним концом в дно, другим в берег – к нему был привязан перемет. Река прибывала, и Сергею пришлось забрести в воду. Нагнувшись, он наощупь отыскал снасть, затаив дыхание, осторожно потянул. Нить задрожала, заходила из стороны в сторону, на отмели мощно забилась крупная рыбина. Сергей взял ее под жабры. Красавец таймень серебрился мелкой чешуей, переливающейся в тусклом отсвете луны. Сергей наживил свежих мальков и забросил перемет. Грузило звучно булькнуло, по воде разошлись круги.
Проверив переметы, он вернулся к костру, неся на тальниковом здевне' несколько ленков и тайменей.
– С удачей тебя, бойё! – Очитуха протянул Сергею его кружку. – Чаевать еще маленько надо, сила завтра пригодится – до кордона шибко далеко шагать.
– У чая ноги жидкие… Давай-ка мы парочку рыб на рожне поджарим, – Сергей принялся насаживать красноперого тайменя на заостренный тальниковый прут, просунув его через рот до самого хвоста. Затем проделал то же самое с крупным пятнистым ленком. Воткнув свободные концы прутьев под крутым углом к жару костра, глянул на часы, затем на Очитуху:
– Через десять минут будем ужинать, дедушка.
Тот молча наблюдал за ним, потом удовлетворенно произнес:
– Молодец, бойё, помнишь, что рыбу потрошить не надо, чтобы жир внутри
– Как ты и отец учили, так и делаю, – кивнул Сергей. – И повернув аппетитно шкворчащее жарко'е к огню другим боком, сожалеюще сказал. – Рыба, это конечно хорошо, а вот не помешал бы мне утром оленя завалить, сейчас бы ели бухлёр 4 .
Очитуха от изумления даже кружку на пенек опустил, уставился на Сергея.
4
Бухлёр (бухулёр) – густой бульон с крупным кусками мяса дикого животного (забайкальск.)
– Школа учился, армия служил, война воевал – ума совсем нет: шибко глупые сказал слова
– Это почему же?
– Кто тайгой шел, белого сокжо'я 5 стрелял – совсем худой человек.
– Как так?
– Э-э-э… Слушай, однако. Шибко давно это было. В то время реки ручейками были, а озера – лужами. Большая беда случилась в тайге – зверь исчез, птица улетела. В чумах голод поселился, уже много очагов погасло, стали помирать люди. И тогда небожитель Тангара' 6 послал на стойбище предков Белого оленя-спасителя. Он вывел людей в долину, где было много зверя и птицы. Наш род пошел от Белого оленя. Разве можно поднять на него руку?
5
Сокжой – дикий олень. Встречаются особи с совершенно белой шерстью (эвенк.)
6
Тангара' – у народов Севера – добрый дух, сказочный богатырь (эвенк.)
– Не знал я… – извиняющимся тоном произнес Сергей.
– Ладно. Поживешь с моё, все узнаешь…
Сергей снял с жара рыбин, уложил их на расстеленный кусок брезента, служивший походным столом, вытянул обгоревшие прутья. Затем осторожно взрезал рыбьи животы, извлек спекшиеся внутренности, пробросил солью белое нежнейшее мясо и сказал:
– Все готово, дедушка, подсаживайся поближе… – и пока тот устраивался, извлек из рюкзака булькнувшую солдатскую флягу. Даже в полутьме было видно, как просияло лицо Очитухи, а в его восклицании одновременно просквозило и удивление, и радостная надежда:
– Ци'ста?!
– Циста! – подтвердил с улыбкой Сергей. – Ему давно было известно, что этим словом старый охотник называет чистый спирт. – Отец тебе гостинец прислал, так что давай, по маленькой.
– Давай, бойё, давай! – оживился Очитуха. – Я шибко давно циста не пробовал.
Они долго и неторопливо ужинали. Бездонная ночь распростерлась над заснувшей тайгой. Серебрилась река на перекате, бормотала холодными прозрачными струями. В кронах сосен золотились крупные звезды, где-то неподалеку, злясь на костер, хрипло рявкал гура'н 7 .
7
Гура'н – самец косули. Интересна его реакция на костер – безбоязненно подойдя на довольно близкое расстояние, он словно ругает его. Гуранами также именуют коренных забайкальцев, жителей пограничной с Китаем Даурии.