Белый олень. Часть 1. Дочь севера
Шрифт:
– А ты не сгущаешь, краски, морячок? – недоверчиво уточнил Сергей.
– Чё сгущать-то, я истину глаго'лю! – категорично бросил Юдин. – Более того, вскоре уже окончательно укрепился в своих сомнениях… Назначили как-то меня и еще одного местного чувака в курсантский патруль с капитаном-пре'подом. Нацепили мы красные повязки, поперлись в город. Украинская зима, снег валит вперемешку с дождем, холодища, грязь – ну какие в эту непогодь могут быть курсанты-самовольщики? Местный курсач отпросился у кэпа домой до вечера, на мамкины пирожки потянуло, а мы в кафешку зашли перекусить и обогреться. Кэп задает пару косвенных, уточняет – горазд я трепаться или нет? При этом улавливаю приличный «выхлоп» из его чрева и догадываюсь, что мужику захотелось освежиться и малость добавить на вчерашние дрожжи. Говорю ему:
– Как ты сказал: бес… пек…? – не понял Сергей. – Хрен выговоришь.
–Ничего трудного нет: просто бесперспективное будущее, – снисходительно пояснил Герман и продолжил. – Я ему отвечаю, что, мол, романтика, небо, сверхзвук, постоянные полеты, почет, уважение, избранные девушки, служба в приличном городе, а в будущем – полковничьи или генеральские погоны… Засмеялся он: дурак ты, Юдин, стоеросовый! Впрочем, не так давно я и сам таким же был… А теперь послушай меня: ближе к выпускному курсу, как это часто бывает, ты женишься и увезешь свою избранницу в какой-нибудь затрапезный Мухосра'нск, где вообще география кончается. Если сильно не повезет, то там можно застрять навсегда – поменять место службы удаётся крайне редко. Подняться в звании – еще труднее, вакансий, как правило – нет, движухи никакой: прибыл лейтёхой – уволишься старлеем, а если капитаном, то это просто счастье! И когда-нибудь твой подрастающий сынок спросит: «Папа, а ты карьерист?» «Это почему же?» – удивишься ты. «А потому, что мой одноклассник Петька сказал: твоему отцу всего сорок лет, а он уже целый старший лейтенант!»
Спрашиваю: кто в таком случае служит в Чехословакии, в Германии, в Польше, в Венгрии? Или советские летчики только по помойкам расквартированы? Кэп объясняет, что таких помоек у нас великое множество и в них кто-то должен бдить службу. Послужить, правда, можно и за кордоном, в Мозамбике, например, во Вьетнаме, в Афганистане, еще где-то… Но все это – так называемые горячие точки, откуда летный состав частенько привозят в оцинкованном виде… А в мирную заграницу, в «Варшавский договор», прежде всего поедут блатные лейтенанты – им Мухосранск и Афган не грозят! И со временем, именно им нацепят полковничьи или генеральские погоны, ведь известно, что генералом, как правило, становится тот лейтенант, чей папа штабной паркетный чинодрал с большими звездами.
Романтика же твоей службы будет состоять из дежурств по части, по кухне, по аэродрому, а также в строевой шагистике, в изучении приказов, инструкций, в осточертевшей Марксистско-Ленинской подготовке и в бесконечных занятиях по матчасти самолета… А еще придется много летать на «электрическом стуле»-тренажере, где ты сто штанов протрешь, отрабатывая виртуальную технику пилотирования. Регулярных полетов не жди – они будут эпизодическими, и станешь ты налётывать в год часов сто, а то и меньше. В итоге, к сорока годам, а дольше в истребительной авиации не держат по состоянию здоровья, накопишь не более, чем полторы тысячи часов и будешь списан в батальон аэродромного обслуживания или еще куда-нибудь… Это в Аэрофлоте пилоты работают практически до старости и отлётывают ежемесячную саннорму: в поршневой авиации – сто часов, а в реактивной – семьдесят. Годам к пятидесяти они имеют налёт тысяч восемнадцать – двадцать, и на этом основании, вполне приличную пенсию. Так что, если хочешь летать по-настоящему, двигай в Г А, курсант Юдин. И последнее: из этого самого Мухосранска твоя супруга рано или поздно свалит из-за двух основных причин. Первая: младшему офицеру получить отпуск в теплое время года, чтобы погреть жопу в Черном море – проблема из проблем. Отдыхать в бархатный сезон – прерогатива начальства. На этот счет даже поговорка есть: «Солнце жарит и палит – в отпуск едет замполит. Мороз трещит и снег идет – едут штурман и пилот». Второе: ей, дизайнеру, юристу или учителю музыки, придется совать штекеры в гнезда аппаратуры на гарнизонном пункте
– А зачем таких в жены брать? – спрашиваю я. – Надо жениться на той, чтобы пошла за тобой хоть на край земли и стойко несла, как говорится, все тяготы и лишения военной жизни. Кэп мне толкует:
– Есть такая присказка: «Бог создал на юге – Сочи, а черт на севере – Мого'чи». На край земли, Юдин, многие из них готовы ехать, но, когда приходит время стирать шмотки в привозной воде и заголять задницу в уличном сортире на лёгоньком сорокаградусном морозе – романтика военной жизни улетучивается, как «Мига'рь» на форсаже. Есть, конечно, преданные жены, и я очень хочу, чтобы тебе досталась именно такая и повез ты ее не в Могочи, а в более-менее приличный городишко…
Герман какое-то время рассеянно смотрел вдаль, потом снова заговорил:
– Вот так оно и вышло, вошел я в кафешку одним человеком, а вышел из нее уже другим… Слова кэпа глубоко в душу запали, особливо про горячие точки. Подумал: а на хрен она мне сдалась, такая небесная романтика, когда в тебя пуляют «Стингерами» и рано или поздно – собьют… Там обойдутся как-нибудь без меня, мне такой героизм – до жопы, я жить хочу! Ты вот уцелел в том долбанном Афгане, Романов, но согласись, всё могло произойти с точностью до наоборот…
– Вполне! – коротко и мрачно проронил Сергей.
– Вот видишь… Ну, стал я думать, взвешивать все «за» и «против», и вскоре принял решение – ухожу! Помогли знающие люди, подсказали, куда надо обращаться, что говорить… Накатал рапорт на отчисление, забрал документы, только меня и видели. И вот через год я здесь, и очень надеюсь, что в училище Аэрофлота все будет малость не так… Да и Омск мне больше нравится, чем тот захолустный Чернигов. А после диплома – вольная жизнь: во-первых, распределение получишь в крупный город – в деревнях авиаотрядов не бывает. Во-вторых – выполнил рейс и отдыхай, ни построений тебе, ни караулов, ни прочей армейской хрени… Со временем переучишься на большой лайнер и начнешь летать за кордон, заколачивать приличные бабки. И, как следствие, белая «Волга», приличная хата или загородный дом, ну и соответственно – достойная жена из приличной фамилии…
– Н-да… Послушал я твой рассказ и что-то не особо мне во все это верится… – сосредоточенно промолвил Сергей. – Как-то уж мрачно все, сплошная чернуха. А не перегнул палку, тот капитан? Может, он просто неудачник по-жизни, вот и…
– Да, не без этого… – подтвердил Юдин. – Он ведь классный летун был, до поры, до времени. А потом – отказ движка на МиГ-21, неудачное катапультирование, компрессионное сжатие позвонков. Отлежался в госпитале, одыбал вроде, а с лётной должности все-таки списали. Стал попивать, жена ушла с детьми, началась деградация. Но как-то выправил крен, устроился в ЧВВАУЛ преподавателем, читал нам курс по тактике ВВС.
– Теперь понятно, откуда столько злости и пессимизма… – мрачно сказал Сергей. – Но не всё ведь так плохо в этой жизни.
– Так-то оно, так, но лично меня его рассказ впечатлил, и понял я окончательно: Мухосрански, катапультирования, спрессованные позвонки да офицерские сапоги – не мое это дело, – Герман нервно побарабанил пальцами по подоконнику.
– И ты навсегда связал свою жизнь с Гражданской авиацией? – с безобидной иронией подытожил Сергей.
–Да, именно с ней! – подтвердил тот и вдруг коротко хохотнул. – В этой связи анекдот вспомнился…
– Ну, ну, излагай!
– Короче, работает в аэропорту один старпер, чистит самолетные гальюны. Пять лет работает, десять, двадцать… Приятели ему говорят: чё ты, Михалыч, здесь застрял? На железной дороге ассенизаторам раза в три больше платят, шел бы туда сортиры драить. Дед отвечает: я бы уже давно свалил, мужики, да бросить авиацию – нет сил!
– Не слабо! Ну, и анекдотец, блин… – зашелся хохотом Сергей. Отсмеявшись, вернулся к прежней теме. – А у меня раздвоения не было, с самого детства мечтал стать именно гражданским пилотом, – он помолчал, потом рассуждающе добавил. – А салажонка ты зря так резко, пацан ведь еще совсем, зелень…