Белый шаман
Шрифт:
— А женщины зачем-то закрывают грудь, а ноги оголяют до самых коленей, — поделился и Пойгин своим наблюдением о странностях пришельцев.
Пробку Ятчоль вытаскивал из дыры бочонка с крайней осторожностью, время от времени прикладывая ухо к нему.
— Мэмэль, где кружки? — закричал он, тараща глаза.
Мэмэль торопливо поставила перед мужем три железные кружки. Резкий незнакомый запах заставил Пойгина отшатнуться. Из бочки, пенясь, хлынула темная жидкость, проливаясь на шкуры.
— Подставляй кружки! — закричал Ятчоль, обращаясь к жене. —
Наконец кружки были наполнены. Одну из них Ятчоль протянул Пойгину и просительно сказал:
— Ты выпей, не бойся. Я хочу, чтобы веселящая сила обезвредила духа вражды между нами.
Ятчоль и Мэмэль опорожнили кружки, не переводя дыхания. Пойгин отпил всего глоток и так сморщился, что Мэмэль опять расхохоталась.
— Не могу. Дайте сначала поесть как следует мяса — попросил Пойгин, отставляя кружку в сторону. — Я не успел сегодня увидеть русских шаманов. Верно ли, что они умеют изгонять из людей болезни?
Ятчоль приложил руки к животу, чему-то засмеялся.
— У меня сильно разболелся живот. Пришел к доктору— так называют здесь пришельцы своих шаманов. Он сидел во всем белом, положил меня на белую подставку, велел спустить штаны. Потом стал мять руками мой живот. Я от щекотки сначала смеялся, потом закричал. Он подумал, что я кричу от боли, схватил вот такой большущий нож и говорит: потерпи немножко, я сейчас вырежу болезнь из твоего живота. И потом воткнул в меня нож по самую рукоятку.
— Да врет, врет он! — замахала обеими руками Мэмэль на мужа. — Он однажды пришел и сказал, что доктор отрезал его детородный предмет. Я сначала немножко пожалела, а потом стала смеяться. Так он едва меня не убил!
Ятчоль выпил еще одну кружку веселящей жидкости, потребовал, чтобы то же самое сделал и Пойгин. Отпив несколько глотков бражки, Пойгин какое-то время старался понять, в чем причина ее опьяняющей силы. Так и не поняв, отпил еще несколько глотков.
— Эта бражка не из мухоморов ли приготовлена? — спросил он.
Пойгин все собирался испытать сверхъестественную силу особого племени мухоморов. Он верил, что каждый мухомор способен головой рассекать корни деревьев, крушить в куски камни и даже скалы. Иногда Пойгин присаживался у мухомора, разглядывал его красную с белыми пятнами голову, разговаривал с ним, как с живым существом, стараясь задобрить на тот случай, если решится проглотить кусочек его тела.
Пойгин верил, что мухомор способен увести на какое-то время человека, проглотившего кусочек его засушенной ножки, в Долину предков. Он знал одного белого шамана, который хотел встретиться с братом, добровольно ушедшим к верхним людям. Шаман заглатывал тело мухомора, и к нему вскоре являлись одноногие обрубки в виде человечков, брали его под руки и уводили в Долину предков самыми страшными тропами. Его встречали в пути горные обвалы, глубокие пропасти, болотные топи; но самое страшное происходило, когда одноногие человечки толкали его в огонь, в кипящий котел, бросали на острые копья, поставленные
Вот почему Пойгин, не совсем в шутку, задал Ятчолю еще один вопрос:
— Не выйдет ли так, что бражка твоя толкнет меня в кипящий котел или в пропасть, где живет огромная черная птица с огненными глазами и железным клювом?
— Не бойся, — успокоил Пойгина Ятчоль, — моя бражка не из мухоморов. Я ее готовлю из муки и сахара. Иногда я в нее бросаю немного табаку. На этот раз я не бросал табак, мало осталось для трубки. Жаль, не настоящая бражка получилась, что-то не разбирает меня ее веселящая сила… — Толкнув Мэмэль в бок, потребовал: — Дай нам еще мяса нерпы, угощай гостя как следует! Мы сегодня уничтожим духа нашей вражды.
Пойгин почувствовал, что на него накатывает волна великодушия и доброты, ему подумалось, что Ятчоль искренне желает с ним помириться. Выпив еще одну кружку веселящей жидкости, Пойгин растроганно сказал:
— Я согласен, давай уничтожим духа нашей вражды. Я, может, снова вернусь на берег. Возьму Кайти и поставлю свою ярангу рядом с твоей.
— Не надо Кайти! — капризно потребовала Мэмэль. — Я не люблю твою Кайти. Я лучше ее.
Пойгин нахмурился, обиженный за Кайти, сказал Ятчолю:
— Упрекни свою жену за плохие слова о Кайти. Упрекни. Иначе я покину ваш очаг.
Ятчоль ткнул в сторону жены пальцем, с трудом поднял отяжелевшие веки.
— Мэмэль, я тебя упрекаю! Ты не должна обижать нашего гостя. Дай нам лучше еще мяса нерпы.
— Ладно, я доволен, — сказал Пойгин, благодарно глядя на Ятчоля. — Мне хорошо, что дух вражды покидает нас. Я белый шаман. Я не хочу никому зла.
Ятчоль вскинул голову, какое-то время с откровенной ненавистью смотрел на Пойгина и вдруг зло засмеялся.
— Вот за это тебе пришельцы и отрубят руки, отрежут язык и, может, еще и выколют глаза, чтобы ты не видел солнца.
Изумленный Пойгин не мог поверить своим ушам: человек, который только что хотел изгнать духа вражды, вдруг опять заговорил как враг, даже налились кровью его глаза.
— Почему ты опять стал злой? — с величайшим недоумением спросил Пойгин.
— Ты всегда побеждал меня, и люди смеялись надо мной. Теперь я хочу победить тебя! Я скажу Рыжебородому, что ты шаман, пусть он выколет тебе глаза.
Пойгин хотел заявить, что он немедленно покидает очаг Ятчоля, но волна великодушия утопила его в море доброты:
— Я знаю, ты шутишь, Ятчоль, Рыжебородый совсем не злой. Я видел его. Я сидел с ним целую ночь у костра.
— Я подожгу его дом! Почему он обидел меня? Почему? — Ятчоль приблизил свое лицо почти вплотную к лицу Пойгина. — Он сначала сделал меня хозяином огня. Я гордился этим. Он сам сказал, что я хозяин огня, учил разжигать печи. Потом сказал, чтобы я на расстояние одного выстрела не подходил ни к одной печке…