Белый танец

Гриневич Полина

– Тина, что означает имя Эна?

Бутылка в руках служанки дернулась, но вино не расплескалось, только заиграло в бокалах в ритм мерцания свечей.

– О, это старое имя. Оно означает… – Тут блондинка загадочно улыбнулась. – Конечно, каждый может выбрать себе значение по вкусу.

Служанка покраснела еще сильнее, хотя это уже казалось совершенно невозможным, и пулей понеслась к выходу.

– Эна значит страстная. – Девана нахмурилась, и подруга поспешила добавить. – И пламенная.

Девушка отпила глоток вина и поморщилась. Потом постучала ноготком по фужеру и задумалась.

– Дар, завтра утром

поезжай в город. Нам нужны два экипажа, чтобы добраться до столицы и деньги, хотя бы на первое время. И еще… позаботься, чтобы ночью мы все могли спать спокойно.

Глава 3. Лихорадка

На палубе корабля пламя завоевывало все больше и больше пространства. Огонь уже перебросился на паруса, и с реи срывались и падали вниз черные комки, совсем недавно бывшие живыми людьми. Потерявший управления парусник сносило в сторону форта, и грохот вдоль его бортов утих.

Струя пламени еще раз вырвалась из амбразуры главной башни форта и окутала носовую часть судна. Гибель корабля была уже делом не минут, секунд. Теперь происходящее в порту больше не интересовало Регана и он поспешил вернуться к жене. Вокруг королевы, по-прежнему толпилось множество людей, но, судя по всему, стоящий на коленях, седой мужчина был врачом.

Пустота внутри буквально звенела, заглушая все звуки вокруг, он пытался понять, что же пытаются сказать все эти люди вокруг, но не мог различить ни слова. Казалось, всего спустя мгновение Реган поднял голову, но с удивлением ощутил, что сидит у стены, до пояса укрытый какой-то тряпкой. Людей в зале заметно поубавилось, не видно было и тел погибших.

Все-таки взрыв и его падение не прошли даром, и сейчас ему требовалось хотя бы немного поднабраться сил.

Солнце по-прежнему врывалось своими жаркими лучами сквозь пролом в стене. Маг по-прежнему не слышал ни звука, но зато он чувствовал. Одна рука обнимала за шею, а другая, другая лежала на груди. От этих рук исходило тепло, живое тепло. И спокойствие, спокойствие от медленного, тягучего дыхания в такт трепетанию ниточке на шее, еле уловимый порыв ветра. Вдох – выдох.

Там, где пытались привести в чувство его жену, теперь было пусто. Наверное, все закончилось хорошо, во всяком случае, он сделал все что мог и теперь Фиона в безопасности. Но если она находится в безопасности, то кто сейчас обнимает его так бережно? Почему-то Регану совершенно не хотелось разбираться в этом. Кажется, этот запах напоминал аромат какого-то цветка, что-то было в нем неуловимо знакомое.

Все-таки мысль о том чтобы пошевелиться, попробовать встать, взять себя в руки однажды зародившись, никак не оставляла его. Словно почувствовав, что еще мгновение, и он может разомкнуть объятие, ускользнуть, неизвестная девушка, а то, что это была девушка, он не сомневался, напряглась и спокойный ритм ее дыхания сбился.

Маг поднял голову и уперся взглядом в лицо Элорри. В руках баска был меч, его меч, а в глазах озабоченность и капелька, неуловимый отблеск презрения. И это было очень обидно, обидно, что этот человек уже второй раз вынужден был выручать его из беспомощного состояния. Нет, это было несправедливо, он сражался и даже возможно победил, многие наверняка обязаны жизнью именно ему. Он спас королеву. Он сделал, только то, что должен был сделать.

Но ни в жестах, ни в лице телохранителя

не было заметно уважения, и Реган почувствовал как злость охватывает его, затапливает волнами раздражения и желания доказать, в первую очередь именно этому человеку, всю правоту и значимость своих поступков.

Маг почувствовал, что силы постепенно возвращаются к нему и он максимально осторожно, стараясь никак не показать эмоции, способные вырваться наружу разрушительным порывом силы, разомкнул теплые объятия.

Это движение словно прорвало внутреннюю плотину, и целая какофония звуков ворвалась в его уши. И эта симфония шума и грохота заставила вздрогнуть.

– Поднимайтесь, господин маг. Война уже началась.

Разноцветные пятна, которые медленно проплывали перед его глазами, медленно касались мягкими краями, не спеша продолжали свое плавное движение, внезапно заметались в беспорядочном ритме дикарского танца. Он отчаянно заморгал, пытаясь избавиться от неприятной рези. Звуки, которые доносились со всех сторон, теперь уже пробивались через пелену шума, но пока что больше напоминали шорохи.

Голос баска, доносившийся из неведомой дали, чужой, словно принадлежал не крепкому мужчине, а испуганному ребенку, шепчущему матери в темноте о своих страхах.

Война началась. Если это действительно так, то он должен действовать. Обязан что-то приказывать, правда, кому? Кому он должен предложить свои способности, свое оружие. Где найти свое место?

Боги, какая чушь! Реган протянул руку, и испанец помог ему подняться. Та же мягкая рука, старательно поддерживала его под локоть и он, принимая оружие, не мог не оглянуться.

Это было стыдно и неприятно, но ужасный привкус во рту заставил отвернуться, скрыться и выплюнуть всю эту пыль, которая отвратительным вкусом не давала пошевелить распухшим языком. Еще и еще раз. Помогло мало. Разве что удалось немного подсобрать мысли и придать их хаотическому движению хоть какую-то связность.

Война это конечно ужасно, но, пожалуй, иногда приходится сталкиваться с проблемами опаснее обычной войны. В глазах Мадлен он прочитал ожидание, веру более сильную, чем мог рассчитывать от своих последователей самый могущественный бог, надежду на чудо и главное желание, затаенное, но в то же время, мечущееся в поисках выхода.

Да, он слабо разбирался в вопросах любви, влюбленности, отношений, но здесь любой мог бы ответить на вопрос, что же означал этот взгляд.

Спаситель любого мужчины – оружие. Меч и средство выяснения отношения, и подтверждение статуса, и друг, способный выручить в любой ситуации. Недаром многие дают имена своему оружию. И сейчас Реган вцепился в ножны своего фамильного клинка как в последнюю надежду, соломинку утопающего.

В меч и руку своего телохранителя. Война – дело мужчин. Вот сейчас он этим и займется, благо и в голове прояснилось.

Реган вытер губы и попробовал сделать шаг, чувствуя, что силы возвращаются к нему. Силы бежать от одной опасности, которую он, возможно, придумал, к другой настоящей, реальной. Он надеялся, что не сделал больно, ведь она не отпускала его до последнего, кажется, это ощущение движения пальцев по предплечью в безотчетной попытке удержать хотя бы еще на долю секунды.

Нет, с этим не разобраться, теперь он будет делать то, что обязан делать каждый мужчина на войне, защищать.