Белый вор
Шрифт:
В коридоре послышались шаги.
Экс-капитан кошкой соскочил с тумбочки, двинул её на место. Лёг на кровать, притворившись спящим. Банку с чефирём задвинул под тумбочку спящему соседу.
В камеру вошли два контролёра. Один – главный, прапор. Второй – старшина. Они сразу подошли к койке Степанова. Глумливо улыбались.
– У тебя аппендицит?
– Нет.
– Живот не болит?
– Не жалуюсь, - козырьком ладони Степнов закрывал глаза от света.
– У меня живот болит, - сориентировался экс-капитан.
– Заткнись! – оборвал
В камеру вошли с носилками ещё два контролёра и медсестра. Вопреки воле Степанова ему сделали укол в плечо, от которого он свалился почти в мгновенный сон.
Погрузили на носилки и понесли.
Сознание вернулось к бывшему майору в вертолёте. Повязка, которой ему завязали глаза, сползла, из-под неё сначала он различил колеблющуюся, обитую светлым металлом стену, только потом – в полумраке под аккумуляторными лампами выресовылись фигуры людей.
Два человека сидели на лавках напротив друг-друга и тихо по-приятельски разговаривали. Мерный звук двигателя и шум вибрации ботов не давали возможности различить слова.
Появление Странника на мусорской зоне, встреча с ним в медпункте казались бывшему майору дурным сном. Болевшая голова, ломота в теле, полупьяное состояние готовились подтвердить иллюзию.
Степанов видел не вдалеке человека со сверкавшими под лампой погонами полковника, напротив - прощелыгу в кожаной куртке, не рассчитывая встретить знакомых. Внезапный проблеск возвратившихся чувств чётко выдал известные до боли лица. Степанов застонал. Мужчины посмотрели на него. Полковником был Василий Николаевич, у которого Степанов до ареста в Магадане, щуплым человеком в кожаной куртке – Странник. Мирный характер их беседы не оставлял сомнений, почему провалилась операция по захвату магаданского общака, руководимая Василием Николаевичем. За тогдашний провал полетели с должностей командиры местных ОМОНа и СОБРа. Василий Николаевич не пострадал. Продажный мент и авторитет из бывших прокурорских работников, ведшие двойную игру, им было о чём по-товарищески поговорить.
Безумные мысли роились в голове Степанова. Он размышлял, не удастся ли разомкнуть наручники на запястьях, влететь в кабину пилотов, запереться там и принудить вертолёт сесть на крышу облуправления. Он бы расквитался с братом и полковником, сдал бы правосудию тёпленькими. Мечты- фантазии…
После двух посадок, где Степановы не выпускали, вертолёт наконец приземлился у заброшенного пакгауза. Странник снял со Степанова наручники. Не сказал ни слова.
Вертолёт, подняв пургу пропеллером, улетел, а бывший майор остался стоять у косых стен строения, откуда тонкие рельсы и прикрытые сухим бурьяном шпалы уходили в клубившуюся туманом даль.
16
НАЧИСТОТУ
В Магадане Степанов разыскал квартиру Попова. Отставной шаман открыл ему не без удивления. Попов был уверен, что не встретит больше Степанова. Неизвестно, полагал ли он, что майор
Рудник дома не оказалось. Она уехала навестить соплеменников в стойбище. Ребёнка она оставила у деда.
Попов кормил урода из бутылочки с соской. Отродье Странника стремительно крепчало, зайдя с дедом к ребёнку, Степанов заметил значительное округление младенца. Майор отвернулся. Его выворачивало смотреть на вдавленный лоб, расщелину вместо челюсти, руки как корявые ветви кустарника пустыни.
Бог наказал Странника в потомстве, но страдала мать – Рудник. Попов привык к маленькому уродцу. Кормил его молочными смесями без отвращения. Младенец привязался к деду и благодарил его гримасой, отдалённо напоминавшей улыбку.
Степанов попросился пожить: больше негде. Дед неохотно предложил майору спать в комнате Рудник, рядом с младенцем. Успокоил, накормленный ребёнок орёт по ночам не больно.
Степанов ворочался на диване. Лунный свет падал между штор из окна. Майор видел выпроставшуюся из кроватки ручку с шестью пальцами, ноготками-коготками.
На душе скребли кошки. Не по себе ему было ночевать у Попова, вынуждали обстоятельства. Надо кое-что разузнать в Магадане, а то и свести счёт.
Под утро Степанов провалился в короткий сон без сновидений. Часы показывали полпятого, когда он смутно различил шаги в коридоре. Сквозь сон Степанов подумал, что ему показалось. Он перевернулся от стены к дверям и увидел у дивана ноги Попова.
Степанов вскочил мгновенно. Выражение лица отставного шамана не предвещало ничего хорошего.
В пятне лунного света в углу резко проступала грубая резьба скуластого эвенского идола.
Попов был в удивительно нешедшей его сгорбленной фигуре полосатой пижаме, тапочках на босу ногу. Он попытался улыбнуться. Уголки губ дрогнули, но не растянулись. Лишь запульсировали живчиками.
– Чего тебе надо, дед? – тёр глаза Степанов. Он вспомнил рассказ Рудник, как дед ходит по ночам. Ошибка Степанова, не запер на ночь дверь.
Попов прятал напряжение. Плечи выдавали его, трясясь.
– Уходить тебе надо, майор.
– Уходить? –недоумевал Степанов. – Сейчас?
– Утром уйдёшь, - твёрдо сказал дед.
– А чего?
– Не по понятиям мне, чтобы ты спал у меня.
– Не по понятиям?
Попов смутился:
– Не по закону… Тундры, - обманно ткнул пальцем в угол. – Эвенский бог чужому человеку гостить не велит. Я же шаман, бывший…
– А я мент – бывший.
Попов вздохнул:
– Мент- есть мент. В крови.
– Погоди, дед. Мне про Странного информацию бы собрать…
– Чего ему мстить желаешь? Он тебя из зоны выкупил.
– Куда выкупил? Жить мне вне закона? Воровать и грабить, как он?
Попов повёл головой:
– Я и говорю- мент.
Степанов загорячился:
– Тебе, Попов, бог эвенский не велит меня держать. Мне же западло принимать одолжение от ублюдка. Меня они унижают.