Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры

Трухановский Владимир Григорьевич

Среди коммерческих литературных произведений выделялись «Генриетта Темпл» и «Венеция». Ответ на вопрос, почему Дизраэли написал эти произведения, по мнению американского автора Р. Левина, специально исследовавшего его литературную деятельность, «должен быть найден в той нужде в деньгах, которую испытывал Дизраэли, и вытекающем отсюда желании писать то, что считалось популярной, хорошо продающейся художественной литературой». «Генриетта Темпл» представляла собой любовную историю, написанную влюбленным автором. В «Венеции» автор в весьма свободной манере повествует о Байроне и Шелли, допуская большие вольности, когда речь идет о биографиях двух поэтов, датах их жизни и деятельности. Меркантильными соображениями были вызваны и такие произведения этого времени, как «Революционная эпическая поэма», «Контарини Флеминг», «Алрой», «Возвышение Искандера». Касаясь появления этих произведений, Р. Блэйк заявляет: «Дизраэли к этому времени сильно нуждался в деньгах, его нужда

в деньгах была отчаянной».

Казалось бы, в таком положении следует думать не только о том, как добыть деньги, но и как сократить расходы. Часто в самую трудную минуту Дизраэли выручали Остины. Дизраэли был должен своему поверенному Остину значительную сумму и в то же время обосновался на квартире в самом дорогом аристократическом районе — Вестэнде. Остины удивлялись, почему их протеже выбрал ту часть города, где ему приходится платить баснословную цену за квартиру. Трезвомыслящие, честные, благожелательные Остины не могли понять, почему его не устраивает, например, намного более дешевый и вполне достойный район Блумсбери, где они жили сами, располагая хорошими доходами.

Остины не учитывали, что Дизраэли любой ценой стремился жить там, где жили люди того круга, в котором он намерен был вращаться и прочно закрепиться. Это был для него и вопрос престижа, и как бы визитная карточка. Здесь, в этом районе, он посещал многочисленные дома знати, встречался с самыми популярными людьми большого света, завязывал знакомства, необходимые ему для продвижения наверх. «Дизраэли, — пишет Жермен, — чувствовал себя естественно в Вестэнде. Он прекрасно вписывался в этот круг остроумных людей и денди, распутников и эксцентрических типов, мошенников. Его индивидуальность и блестящие способности становились при этом расхожей монетой, ибо его новые друзья приветствовали талант, невзирая на то, что у него были пустые карманы. Они принимали его таким, каким он был, и именно отсюда, а не из Блумсбери он решил вновь начать борьбу за свое место под солнцем». В конечном итоге его несколько авантюристический расчет был правильным: именно эти люди из фешенебельных районов Мэйфера, эти лорды и леди, полковники и капитаны, денди и принцы, оказали ему моральную поддержку в последующие годы, когда он делал политическую карьеру.

Точных данных о долгах Дизраэли на отдельных этапах его жизни нет. Сведения на этот счет относятся к тому, что одалживал Дизраэли у Остина, который наряду с юридической практикой иногда занимался и финансовыми делами. Дизраэли очень часто обращался за помощью и почти никогда не встречал отказа, если это было в рамках возможностей поверенного. Важную роль при этом играли не только связи семей Остина и Дизраэли, но и то, что сам Дизраэли пользовался большой симпатией Остина и особенно его жены Сары. Поначалу Сара Остин оказывала очень большую помощь Дизраэли в его литературных делах. Остины привыкли к тому, что Дизраэли часто бывал у них, его посещения были им приятны, и они хотели сохранить его общество. Ничего предосудительного в отношениях хозяйки дома и Дизраэли не было. Остины очень переживали, когда Дизраэли, проникнув в большой свет, стал бывать у них все реже и реже, а затем вообще перестал посещать их дом. Переписка продолжалась, его настойчиво приглашали, он отговаривался занятостью, но Остины не очень верили этим отговоркам. Они не понимали или не желали принять истинную причину: общество Остинов было для Дизраэли пройденным этапом, теперь у них ему было просто неинтересно, все его помыслы концентрировались на высшем свете, к которому Остины не принадлежали. Случилось так, что дружеские отношения с Остинами уходили в прошлое, становились все слабее и слабее и чуть ли не исчезали совсем именно тогда, когда Дизраэли все больше и больше нуждался в их финансовой помощи, когда его денежные дела катастрофически запутывались и ему приходилось обращаться к поверенному с просьбами о кредите и подкреплять это ссылками на старую и нерушимую дружбу. Неискренность этих ссылок была очевидна, но после больших колебаний Остин обычно ссужал Дизраэли нужную сумму, причем зачастую делал это по настоятельным просьбам жены. Сохранилась обильная переписка Дизраэли и Остинов, и она-то дает представление о его финансовом положении в те особенно трудные для него годы. Переписка рисует лишь часть картины, ибо Дизраэли добывал деньги в долг не только у Остина, который об этом не был осведомлен в полной мере, хотя и догадывался.

Осенью 1833 г. Остин ссудил Дизраэли 300 фунтов дополнительно к тому, что он одалживал ранее. Но это была капля в море. Другие кредиторы брали за горло, и Дизраэли оказался на грани катастрофы. Пришлось опять клянчить деньги у Остина. 30 ноября 1833 г. он пишет своему другу-поверенному умоляющее, с некоторой примесью фантазии письмо. Дизраэли сообщает, что его «самые неотложные долги составляют 1200 фунтов». Здесь же он строит малореальную схему издания своих произведений в известном издательстве и называет суммы, которые якобы ему принесет эта операция. Сейчас он просит Остина ссудить ему на год 1200 фунтов и предлагает в виде гарантии официально

передать ему авторские права на свои произведения. «Если я умру, у Вас будет двойная гарантия, — пишет Дизраэли и заключает: — Помогите мне сейчас, и всей своей будущей карьерой я по существу буду обязан Вам». Это мольба о помощи человека, оказавшегося в отчаянном положении.

И опять-таки ситуацию и поведение Дизраэли необходимо рассматривать с учетом существовавших тогда в Англии, да и не только в Англии, и в России тоже, нравов и обычаев в тех кругах общества, к которым принадлежал Дизраэли. Большинство его друзей и знакомых по Вестэнду «были по уши в долгах». Люди света тратили деньги зачастую безрассудно и залезали в долги к ростовщикам в расчете на то, что какое-то неожиданное наследство, выгодная женитьба помогут выпутаться. Надежды на авось в денежных делах, безответственные расчеты на то, что все как-то образуется, стали традицией и даже модой в XIX в. у определенного слоя общества.

Остин был добрым человеком и хорошо расположен к Дизраэли, но он был здравомыслящим и осторожным бизнесменом. И его очень огорчали и настораживали авантюристические выходки Дизраэли, к числу которых он относил и расходы на избирательные кампании в Хай-Уикомбе, и скандальную связь с Генриеттой Сайкс, и светскую жизнь. Поэтому он дал Дизраэли вежливый отказ: «Для меня было бы очень неудобно ссудить Вам такую сумму… Я считаю, что обеспечение очень ненадежно… Мне не хотелось бы думать, что Вы скрыли от меня истинные размеры ваших затруднений (т. е. долгов)». Далее следует вполне естественный совет — обратиться за помощью к отцу, другим родственникам и друзьям.

Ответ был не просто отрицательный, но весьма холодный. Остин полагал, что после этого он уже никогда не увидит Дизраэли и не услышит от него ничего. Но не тут-то было. В экстремальных, как сейчас говорят, случаях Дизраэли мог прятать свое самолюбие в карман. 3 декабря он опять пишет Остину. Зная, что Остин не одобряет трату денег на экстравагантные выходки, он оправдывается: «Что касается моих долгов, то это целиком и исключительно расходы по выборам». Непонятно, зачем Дизраэли лукавил, ведь он не мог не предвидеть, что Остин осведомлен о других статьях его расходов. Тут же Дизраэли сетует, что «в спешке предложил недостаточные гарантии», теперь он готов сделать их более основательными.

Дизраэли откровенно объясняет Остину, почему он не может обратиться к отцу. Отметим, что он не говорит, что у отца недостаточно средств, чтобы выручить сына. Значит, отец имел состояние, позволявшее оказать сыну необходимую помощь. Дело было в другом: «Я действовал вопреки его настоятельным пожеланиям и основывал свою оппозицию ему на желании быть независимым». Имеются в виду, конечно, пожелания отца относительно избрания солидной и надежной профессии и совершенствования в избранном деле. «Теперь же я не хочу обращением за деньгами в чрезвычайных обстоятельствах… вновь вызывать к жизни эту крайне болезненную тему». Что же касается других родственников, то, продолжает Дизраэли, у него никогда не было тесных или дружеских отношений ни с кем из них. Здесь Дизраэли откровенен и правдиво повествует о своих отношениях с отцом и семьей. Он мог бы для полноты картины добавить, что отцу и семье очень не нравились, как они считали, чрезмерное честолюбие Бенджамина, его активность в свете, история с Генриеттой и другие подобные вещи.

Заканчивается письмо жалобой на то, что обстоятельства вынуждают его написать «это унизительное письмо», и словами: «Прощайте! Благодарю Вас за все, что Вы сделали для меня в прошлом». Казалось бы, теперь всё — конец отношениям между друзьями. Но Остин отвечает и на это письмо. Сара Остин от себя пишет, что ей хочется вернуть Дизраэли в дом как старого друга. В конце концов Остин явно под настойчивым воздействием жены дает Дизраэли 1200 фунтов.

Конечно, Дизраэли деньги в срок не вернул. Продолжалась болезненная и унизительная переписка с Остином. Поверенный утверждал, что, если долг не будет урегулирован, он вынужден будет действовать согласно закону. Дело принимало серьезный оборот. Отец, будучи в курсе дела, посылает Бенджамину «200 фунтов, чтобы не допустить его заключения в тюрьму», как замечает Жермен. В 1836 г. ситуация продолжала оставаться острой. Теперь спасать Дизраэли принялись другие силы. Его проблемами занялся юрист У. Пин. Именно он улаживал дело сэра Френсиса Сайкса и Генриетты Сайкс после разрыва между ними. Третий баронет пошел на определенные материальные жертвы в пользу Генриетты. И как замечает Жермен, Пину удалось «удержать шерифа вдали от двери дома Дизраэли». На этот раз финансовая поддержка была оказана Дизраэли «другим лицом, возможно даже ее оказала леди Сайкс» из денег, полученных в виде отступного от сэра Френсиса. Все это уладил, опять-таки временно, Пин, и Дизраэли вновь занялся «изготовлением литературных произведений, делающих деньги», и своими избирательными делами. Однако литературное творчество очень редко обеспечивает большие доходы. Дизраэли писал довольно много, и, как правило, гонорары были неплохи, но их не хватало для погашения долгов. Это тяжкое бремя Дизраэли пришлось нести на протяжении почти всей жизни.