Бенефис
Шрифт:
Ранним утром — в городе в эту пору стояла изнурительная жара — полицейская машина, патрулировавшая Канал-стрит [18] , притормозила у обочины, и один из полицейских — в машине их было двое — высунулся из окна и поманил пальцем старика в черном котелке, старик нес за спиной большую картонную коробку, привязанную бельевой веревкой к плечу, в руке — другую коробку, поменьше.
— Эй, ты!
Но разносчик, то ли не расслышав оклика, то ли пропустив его мимо ушей, шел себе и шел. Тогда полицейский, что помоложе, рванув дверь, выскочил из машины. Подошел к разносчику,
18
Канал-стрит — улица в Нижнем Манхэттене, район бедноты.
— Ты что, глухой? — сказал он.
Разносчик зажевал губами, что позволяло предположить — так оно и есть, но после некоторой паузы возопил:
— Почему вы толкаетесь? — Сила его вопля снова огорошила полицейского.
— Ты почему не остановился, когда я тебя окликнул?
— А я знаю, что вы звали меня? Или вы назвали мое имя?
— Как тебя зовут?
Разносчик стиснул редкие желтые зубы.
— И где твоя лицензия?
— Что это такое — лицензия? Кто это такой?
— Ты эти шутки брось… лицензия на торговлю вразнос. Мы же видим, ты торгуешь вразнос.
Разносчик не отрицал этого.
— Что у тебя в большой коробке?
— Сто ватт.
— Сто чего?
— Лампочки.
— А в другой что?
— Шестьдесят ватт.
— Ты что, не знаешь: торговать вразнос без лицензии запрещается.
Разносчик молча озирался по сторонам, но на улице не было ни души, если не считать второго полицейского в машине, а он сидел, закрыв глаза: видать, недоспал и теперь наверстывал упущенное.
Полицейский, тот, что на тротуаре, открыл черную штрафную книгу:
— А ну, дедок, выкладывай, где живешь?
Разносчик изучал трещины на асфальте.
— Чего ты там, Лу, — позвал другой полицейский из машины. Он был постарше, хотя и не такой старый, как разносчик.
— Погоди, Уолтер, тут старикан фордыбачит.
Карандаш его вонзился в разносчика — он по-прежнему разглядывал асфальт, но тут прервал молчание и сказал, что у него нет денег на лицензию.
— А на лампочки есть? Не знаешь разве: если ты не платишь, что положено по закону, ты обкрадываешь город?
— …
— Что молчишь? Отвечай.
— Лу, может, хватит?
— Тебе, может, и хватит, а у меня этот козел заговорит.
Второй полицейский, не спеша, вылез из машины — дюжий, седоватый, багровое лицо его блестело от пота.
— Мистер, что бы тебе не ответить на его вопросы?
Разносчик, окоченев, смотрел в пространство между ними. К этому времени вокруг сгрудились любопытные, но Лу манием руки велел им разойтись.
— Ах так, подмогни-ка мне, Уолтер. Отвезем этого красавца в участок.
Уолтер недоуменно посмотрел на Лу, но тот сказал:
— Сопротивление при исполнении служебных обязанностей.
Схватил разносчика за руку и потянул за собой. Коробка с лампочками соскользнула с плеча разносчика, он упал на колени.
— Вейз мир [19] .
Уолтер помог разносчику подняться,
19
Горе мне (идиш).
— Эй, другую-то забыли, — но полицейские не обернулись, а разносчик, похоже, не слышал.
Дорога в участок вела мимо Бруклинского моста.
— Слушай, Лу, — сказал Уолтер. — Сделай крюк, ладно? Поедем по мосту, остановимся у моего дома: у меня ноги взопрели, да и рубашку хочу переменить.
— Сначала доставим этого фрукта в участок.
Но Уолтер настаивал, уверял, что они в два счета управятся, и Лу хочешь не хочешь, а пришлось везти Уолтера домой. Пока ехали к Уолтеру — от моста до его дома было рукой подать, — оба не проронили ни слова; дом стоял на симпатичной тихой улочке трехэтажных кирпичных домиков, окаймленных по фасаду чуть отступя от обочины не так давно посаженными молодыми деревцами.
Выходя из машины, Уолтер сказал разносчику:
— В Германии тебя б за такое убили. А он всего-то и хотел тебя оштрафовать, заплатил бы доллар — и все дела. — И поднялся на каменное крыльцо.
Чуть погодя, Лу надоело ждать, он погудел раз-другой. На втором этаже отдернули штору, и Уолтер — в исподнем белье — крикнул:
— Еще пять минут, Лу, вытру только ноги.
Уолтер спустился, они проехали несколько кварталов назад и въехали на мост. Посередине моста им пришлось притормозить: машины шли вереницей, одна впритык за другой, тут разносчик открыл дверь и — чего они никак не ожидали — поковылял по мосту, чудом увертываясь от трейлеров и грузовиков, двигавшихся навстречу. Перебежал пешеходную дорожку и вскарабкался — откуда только силы брались — на перила моста.
Однако шустрый Лу тут же кинулся за ним и ухватил разносчика за полу в тот самый момент, когда тот готовился спрыгнуть с перил.
Лу рывком стащил разносчика на землю. Тот грохнулся затылком об асфальт, котелок подпрыгнул, завертелся и упал к его ногам. Сознания, как бы там ни было, он не потерял. Лежал на асфальте, стенал и раздирал пальцами — ну когти и когти — грудь, руки.
Полицейские стояли, смотрели на него, не зная, что предпринять, — крови не было видно, значит, он не поранился. Они обсуждали, как им поступить, когда мимо проходила толстуха — глаза ее слезились, голова, несмотря на жару, была замотана белым платком, на пухлой руке висела большая корзина с солеными крендельками по пять центов — и остановилась полюбопытствовать, что тут стряслось.
Увидев старика, она обратилась к нему:
— Блуштейн! — но он не поднял на нее глаз — продолжал раздирать руки.
— Вы его знаете? — спросил толстуху Лу.
— Это Блуштейн. Я его встречаю тут по соседству.
— Где он живет?
Она задумалась, но, видно, не знала.
— Отец мне говорил, что у него был свой магазин на Второй авеню, но он его потерял. Потом умерла его хозяйка, ну и дочь сгорела — пожар случился. А у него у самого чесотка, его в больнице лечили-лечили, а не вылечили. Говорят, он продает лампочки вразнос.