Беранже
Шрифт:
Беранже ценил благожелательный прием, который находила в «Минерве» его политическая поэзия, но на предложение стать постоянным оплачиваемым сотрудником редакции ответил отказом.
— Просто смешно заставлять друзей моих оплачивать куплеты, сочинение которых доставляет мне столько удовольствия, — говорил он Манюэлю.
Причина его отказа, однако, крылась глубже.
«Я с большим удовольствием подчиняюсь вашей литературной цензуре, — писал Беранже редакторам «Минервы» в октябре 1819 года. — Что касается политического духа моих куплетов, я не могу вам обещать столь полного послушания… Песенник — это застрельщик.
Нет, Беранже не хочет подвергаться политической цензуре, пусть даже цензорами будут его друзья. Он отстаивает свою независимость. И Манюэль понимает его.
Встречи друзей становятся все чаще. Делиться мнениями, советоваться, вместе обсуждать политические дела и творческие замыслы становится для каждого из них настоятельной потребностью.
Манюэль часто бывал в салоне Лаффита. Этот богатейший банкир Франции, ворочавший колоссальными суммами, ведавший личными расходами короля, славился как филантроп и завзятый либерал. В его особняке на улице д’Артуа собирались вожаки политической оппозиции. Здесь вели поединки красноречия признанные корифеи либерализма, здесь оттачивали свои ораторские таланты и завязывали полезные знакомства молодые политические честолюбцы, будущие ученые, писатели, министры. Богатейшие люди Франции и бедные студенты, либералы, доктринеры, бонапартисты — пестрое, говорливое, разношерстное общество толпилось по вечерам в этом салоне, сделавшемся своеобразным штабом оппозиции.
Манюэль не раз звал Беранже пойти вместе с ним к Лаффиту, но песенник упорно отказывался.
— Я всегда недолюбливал финансовых дельцов, их раззолоченные салоны и шумное общество. Нет, там нечего искать дружбы, — отвечал он на уговоры Манюэля. Но уговоры становились все настойчивее, Беранже в конце концов сдался.
Все головы поворачиваются к Беранже, как только он появляется на пороге. Те, кто видит его в первый раз, с жадным любопытством рассматривают, каков из себя этот песенник, снискавший такую популярность.
Перед ними худощавый стройный человек средних лет и среднего, скорее даже невысокого роста. Большая, слегка склоненная набок голова сияет обширной лысиной. Редкие светлые волосы растут по краям ее и длинными прядями спадают на высокий крахмальный воротник из белого льняного полотна. Лицо круглое, глаза голубые, выпуклые и очень выразительные. Смотрят простодушно и прямо, но где-то в глубине их скачут лукавые смешинки. А рот, может быть, еще выразительней глаз. Хорошо очерченные пухлые губы с длинными и тонкими уголками. Вот один уголок слегка вытягивается, а губы приоткрываются — так и видно, что сейчас из них вылетит острое словцо!
На нем опрятный, но сильно поношенный темный сюртук и клетчатый жилет. Руки без перчаток; он не носит их и вообще не делает различия в своем костюме, куда бы ни шел. Об этом все уже слышали. В светской гостиной Беранже появляется в той же одежде, что и в кабачке на песенном сборе какой-нибудь гогетты.
Он нисколько не скрывает своей бедности. Напротив! Даже подчеркивает ее при случае: не стыдится ее, а гордится ею.
Где бы он ни был, Беранже остается самим собой. Поза и фраза, всяческое щегольство ненавистны ему, в чем бы они ни проявлялись — Bi поэзии или в жизни, в одежде или речах.
Хозяин
— Наконец-то вы здесь, с нами!
Лаффиту уже за пятьдесят (он на тринадцать лет старше Беранже), но движения его быстры, глаза зорки, на губах играет дружелюбная улыбка. Никакого чванства, зазнайства, банкирской важности не видно в этом человеке, облаченном в долгополый коричневый сюртук. От Манюэля Беранже слышал, что Лаффит выбился из «низов». Трудолюбие, упорство и недюжинные коммерческие способности помогли ему превратиться из бедняка в финансового туза. Этот умный и дальновидный банкир прекрасно понимает, как вредна для Франции, как препятствует буржуазному прогрессу феодальная реставрация. Этим и объясняется его активная политическая оппозиционность. Своими связями и деньгами он оказывает большую помощь либеральной партии.
Лаффит представляет песенника гостям. Среди них есть люди, уже знакомые Беранже, но есть и такие, о которых он раньше знал только понаслышке.
Вот, например, два молодых человека — один высокий, с античным профилем и белокурыми кудрями, другой — маленький, проворный, с длинным острым носом и быстрой речью. Это подающие надежды ученые, публицисты, историки. Высокий — Минье, низенький — Тьер. Оба так и норовят пробиться поближе к песеннику сквозь толпу завсегдатаев салона, плотным кольцом окружившую нового гостя. И если не сегодня, то в один из ближайших вечеров они добьются того, что Беранже заинтересуется ими и станет называть их своими «молодыми друзьями».
Лаффит знакомит Беранже с пожилым статным человеком. Это один из ближайших друзей хозяина и самых почетных его гостей — юрист, политик, либеральный депутат Дюпон де Л’Ер. У него умное, выразительное лицо и лысый череп, как у древнеримского оратора Катона.
Постепенно Беранже вовлекается в общую беседу, а позже за столом с успехом исполняет свои песни, поощряемый восторженными рукоплесканиями.
В следующий раз он уже без особого сопротивления соглашается пойти к Лаффиту и время от времени продолжает наведываться в этот салон.
ПРЕДВЕСТНИЦА «ИНТЕРНАЦИОНАЛА»
В конце сентября 1818 года немецкий город Ахен готовился к приему «августейших особ». Европейские монархи — основатели Священного союза, избрали его местом для очередного конгресса.
Старинный город славился тридцатью тремя церквами и древним собором. Здесь под стрельчатыми сводами короновались многие поколения императоров и королей. Здесь, согласно преданиям, был погребен сам Карл Великий. Хотя останки легендарного императора и не были обнаружены, но о пребывании их в усыпальнице собора возвещала надпись на тяжелой каменной плите: «Carolus Magnus».
Толпы паломников стекались сюда на поклонение мощам и реликвиям. Монеты так и звякали, опускаясь в кружки для приношений, торговля чудесами шла вовсю.
Спору нет, старинный город с его храмами, гробницами и таинствами был как нельзя более подходящим местом для встречи «христианнейших монархов».
В назначенный срок сюда прибыли высокие гости: русский император Александр I с государственными мужами Нессельроде и Каподистрией, прусский король Фридрих Вильгельм III с двумя министрами, австрийский император Франц II в сопровождении неизменного Меттерниха, а также английские советчики-лорды Веллингтон и Кэстльри.