Берег динозавров [Империум. Берег динозавров. Всемирный пройдоха]
Шрифт:
На крохотном балконе, прилепившемся к огромной скале, быстро уменьшающейся позади него, крохотная фигурка махала шарфом. О’Лири заставил себя посмотреть вниз, увидел зеленый пейзаж, проносящийся под ним. Он опять изо всех сил зажмурил глаза.
— Мама мия, — пробормотал он. — А у меня даже нет бумажного пакета, если вдруг затошнит!
Крепость-дворец, известная как Стеклянное Дерево, возвышалась на западе, как звезда, прикрепленная к самой вершине горы.
Ослепительно сверкая в лучах заходящего солнца красным, зеленым, желтым и фиолетовым цветом, она постепенно превращалась, увеличиваясь,
— Ну, плащ, делай свое дело, — пробормотал О’Лири, заворачиваясь в тяжелую ткань, пытаясь закрыть нижней широкой частью одежды сам ковер. Спропрояль уверил его, что у Крупкина не было в распоряжении никаких средств противовоздушной обороны, но Лафайет, тем не менее, решил не рисковать.
Примерно в полумиле от огромного дворца он приказал ковру замедлить скорость полета. Если это и произошло — летел он слишком быстро и точно в центр самой высокой башни — Лафайет никаких перемен не заметил. С какой-то совершенно дикой скоростью башня неслась ему навстречу, все ближе и ближе.
В самый последний момент ковер затормозил, дернулся, чуть не сбросив О’Лири, и сделал круг над башней.
— Ну, точно, как мешок картофеля, — страстно прошептал сам себе О’Лири. — Пожалуйста, там, наверху, дай мне выбраться из этой передряги живым, и я клянусь, что буду молиться регулярно, каждый день…
Ковер еще замедлил скорость, остановился и, дрожа, повис в воздухе у высокого окна с аркой.
— О’кей, а теперь вперед, самый малый ход, — прошептал О’Лири.
Ковер подплыл ближе к прозрачной, отполированной до зеркального блеска стене. Когда он подлетел вплотную к хрустальному карнизу, Лафайет осторожно протянул руку и уцепился за него. Ковер затрепыхался и забился, как живой, под его тяжестью, когда он перелезал через подоконник. Освобожденный от тяжести, он начал медленно скользить в сторону, подгоняемый легким ветерком.
Лафайет поймал его за угол, скатал в тугую трубку и засунул в угол.
— А теперь жди здесь, пока я вернусь, — прошептал он ковру.
Заправив выбившуюся рубашку, которой его снабдил Спропрояль, подправив шпагу с эфесом, усыпанную драгоценными камнями, он нажал кнопку, находящуюся на эфесе сбоку.
— Летун вызывает Бабочку, — прошептал он. — Порядок, я на месте и пока еще живой.
— Очень хорошо, — раздался пронзительный шепот из того же эфеса. — Продолжайте проникать дальше. Вам следует попасть в королевские покои. Они находятся на двенадцатом этаже главной башни. Будьте осторожны, не выдавайте своего присутствия, случайно разбив вазу или наступив кому-нибудь на ногу.
— Спасибо, что предупредили, — рявкнул Лафайет. — А то я совсем было уже собрался поиграть на гитаре и спеть свою любимую песню.
Он подергал дверь, которая оказалась открытой, и вошел в слабо освещенную комнату, устланную мягкими коврами и украшенную серебристо-розовыми портьерами. Такая же серебристо-розовая вешалка стояла напротив балкона. Серебристые купидоны уютно расположились по углам пыльного розового потолка. Большой хрустальный канделябр сверкал в центре комнаты, звеня при порывах ветра, проникающего через открытую дверь. Лафайет направился
— … всего лишь на секундочку, — произнес слащавый мужской голос. — И, кроме того, — продолжал он с оттенком пошловатости, — вдруг вам понадобится помощь со всеми этими пуговицами и застежками?
— Вы нахальны, сэр, — игриво ответил знакомый женский голос. — Но, думаю, в этом нет ничего страшного — только на несколько минут.
— Дафна? — промямлил О’Лири.
Когда в замке зазвякал ключ, он кинулся к широкой кровати, чтобы найти хоть какое-нибудь убежище. Но не успел он забраться под нее, как дверь открылась. Прижавшись щекой к ковру, Лафайет увидел изящные ножки в кожаных туфельках с серебряными пряжками, рядом с которыми неотступно шли черные, начищенные до блеска сапоги со звенящими шпорами. Эти две пары ног, не останавливаясь, прошли по комнате и скрылись из поля зрения Лафайета. Раздались звуки какой-то возни, тихий смешок.
— Отстаньте, сэр, — мягко сказал женский голос. — Вы испортите мне всю прическу.
Лафайет весь изогнулся, приподняв полог кровати, пытаясь выглянуть и посмотреть, что происходит. Его шпага звякнула об пол. В ту же секунду наступила мертвая тишина.
— Милорд Чонси — ты слышал?
— Ну, мне пора идти, — громко сказал чуть дрожащий мужской голос. — Как вы знаете, Его Высочество — а лучшего человека я не встречал в целом свете — отдал приказание, чтобы у вас было все, что вы пожелаете, миледи, но я боюсь, что если задержусь здесь еще немного, то это будет неверно истолковано…
— Ну, знаете, такой наглости!..
Раздался сильный шлепок, отчетливо создающий впечатление гневной женской руки, ударяющей по мужской щеке.
— Как будто я вас сюда приглашала!
— Итак… если вы извините меня…
— Нет уж, сначала извольте обыскать комнату! Может, это ужасная бурая крыса!
— Да, но…
Изящная ножка топнула об пол.
— И немедленно, Чонси, иначе я доложу, что вы пытались заставить меня исполнять ваши похотливые желания!
— Кто, я, Ваша Светлость?
— Повторять не собираюсь!
— Ну…
Лафайет увидел, как сапоги пересекли комнату, остановились у шкафа. Раздался звук открываемой двери. Сапоги проследовали в ванную, исчезли из виду, вновь появились. Они вышли на балкон, остановились, вернулись обратно.
— Никого нет. Возможно, ваше воображение…
— Вы тоже это слышали! И вы не посмотрели под кровать!
Лафайет замер, когда сапоги подошли к кровати и остановились буквально в двух футах от кончика его носа.
Покрывало поднялось, узкое лицо со свирепыми стрелками усов и крохотными глазками уставилось прямо на него.
— Тоже никого, — сказал человек и опустил покрывало.
Лафайет перевел дух, только сейчас сообразив, что он все время сдерживал дыхание.
— Ну, конечно, я же совсем забыл про плащ, — упрекнул он сам себя.
— А раз так, — продолжал мужской голос, — то я не вижу причин, почему бы мне торопиться.
— Не сродни ли вы осьминогу по отцовской линии, милорд? — спросил голос Дафны с едва сдерживаемым хихиканьем. — Откуда у вас столько рук? Тише, тише, милорд, вы сломаете мне молнию.