Берег и море
Шрифт:
главное, не заблудиться.
https://vk.com/ughnastiel <3
========== 10 ==========
Первые полдня и ночь мне кажется, жизни не хватит на то, чтобы успокоиться, прийти в себя и забыть обо всём, что случилось с Тараном. Это время я провожу в бессознательном состоянии, лёжа на кровати и уставившись в противоположную стену, лишь иногда напоминая себе о том, что нужно дышать.
Следующие полдня у меня уходит на то, чтобы понять, почему вдруг кончились слёзы, и им на смену пришёл дикий и неумолимый гнев,
Самая середина второй ночи служит мне помощником. Она подталкивает на то, чтобы выскользнуть из комнаты и наконец принять душ. Обернувшись в мягкое махровое полотенце, я прохожу по коридору до самой дальней комнаты и проверяю, спит ли Генри — не знаю, зачем, просто внезапно хочется почувствовать хоть что-то, хотя бы заботу о другом. Мальчишка мирно посапывает, запутавшись в собственном одеяле, и я не могу сдержать скупую улыбку.
Потом на цыпочках проникаю в спальню Реджины. Она спит на шёлковых простынях и с беспокойством на лице.
Но мне нужен её гардероб. В полумраке комнаты плохо видны цвета и фактуры, да и не уверена я, что размер у нас один, но всё равно хватаю обычную на вид блузку чёрного цвета и юбку-карандаш с небольшим разрезом внизу. Собираясь вернуться обратно в комнату, я на мгновение замираю в дверях и оборачиваюсь на Реджину.
Во сне она совсем не похожа на Злую Королеву. Я с лёгкостью представляю себя десятилетнюю, врывающуюся в её спальню с плачем и криками о новом кошмаре и новых монстрах. И она тут же просыпается, поднимает край одеяла и освобождает мне место рядом, чтобы остаток ночи я сопела в её плечо, а она приглаживала мои разметавшиеся по подушке волосы.
Картинки в голове такие яркие и живые, что я в них почти верю. Почти.
Уже в комнате, в которой меня на время поселили, я снимаю с себя махровый халат и, прежде чем надеть новую одежду, расправляюсь со старой: со злостью и остервенением рву её против швов, будто бы это футболка во всём виновата. Затем, успокоившись, я борюсь с блузкой, пуговицы которой не хотят подчиняться дрожащим от гнева пальцам. Она немного висит в груди, но когда я заправляю её край за пояс юбки, подошедшей по размеру чуть ли не идеально, то все лишние складки разглаживаются.
Я стою напротив зеркала во весь рост и долго смотрю на себя в новой одежде. Теперь я похожа на Реджину практически один в один, только мои волосы струятся ниже лопаток, а губы бледные и почему-то отливают серым. И вместо туфель на высоком каблуке — кеды.
Возможно, мне удастся исправить это с помощью магии?
Я присаживаюсь на край кровати, осторожно расправляя под собой юбку, чтобы не помять, наклоняюсь к ногам и провожу ладонью над кедами. Я не жду чуда, но искренне верю,
Теперь на моих ногах красуются мягкие бархатные туфли на высоком каблуке. Красные, как кровь, оглушительно стучащая в висках из-за внезапной радости и возбуждения.
Оставшуюся часть ночи я тренируюсь на том, что превращаю различные вещи в комнате в совершенно другие. Это захватывает меня, как Генри сейчас захватывают комиксы. Раньше он часто приносил их в кафе, заставляя меня читать вместе с ним. Было странно, что я соглашалась.
А ещё страннее было то, что сама Реджина приводила своего сына в кафе и оставляла под моим присмотром. Словно знала, что мне можно доверять.
Словно чувствовала, что я и Генри сводные брат и сестра.
Трясу головой и, уставшая от колдовства, подхожу к окну, посмотреть на восход. Солнце уже практически добралось вершины, раскрашивая небо в такие оттенки оранжевого, от которых у меня захватывает дух. Странно, насколько оно отличается от неба над Придейном. Там оно обычно складывалось из длинных полос платиновых облаков и бархатного голубого, словно искусственно созданного, неба с редкими бледно-розовыми пятнами.
В Придейне всё было проще. Сейчас бы туда вернуться … Да вот только Тарана там больше нет.
— Мама?
Неожиданно высокий голос Генри заставляет меня подскочить на месте. Оборачиваюсь. На лице мальчика удивление смешивается с чем-то ещё … испугом?
— Сюрприз, — я развожу руками.
— Я подумал, это мама.
— Её спальня дальше по коридору.
— Знаю, ведь я вообще-то шёл проверить тебя, поэтому и удивился.
На Генри тёмно-синяя пижама в белую горизонтальную полоску. Его волосы торчат во все стороны, а челюсть кривится, сдерживая зевок. Кажется, он только встал с постели.
И сразу направился ко мне?
— У меня уже всё хорошо, — отвечаю я, мягко улыбаясь.
Генри входит в комнату, закрывает за собой дверь и направляется к кровати, которую я так и не соизволила заправить. Плюхается на смятое в комок одеяло, переворачивается на живот, подпирает кулаками подбородок и смотрит на меня, словно ждёт, что я ему что-нибудь расскажу.
— Ты уверена, что в порядке? — осторожно спрашивает он.
— Да, — слишком быстро и слишком уверенно. — Люди умирают каждый день.
И как вообще это могло слететь с моего языка?
Я улыбаюсь, а сама завожу руки за спину и шиплю себя за нежную кожу между большим и указательным пальцами, чтобы заменить физическую боль моральной. Кажется, помогает.
— Сегодня похороны, — напоминает мальчик.
Я коротко киваю и теперь впиваюсь в кожицу ногтями. Будто бы я не знаю! Будто бы только ради этого и не заставила себя собраться по частям!
— Ты пойдёшь? — спрашиваю я.
— Конечно, — отвечает Генри без напускной заботы.