Берега Ахерона

Усенский Борис

— С этой старорежимной крысой? — возмутился Иосиф, — К стенке, падлу этакую!

— Иосиф, Иосиф! — покачал головой начальник, — Ежи работал в жандармерии, много нашего брата в Сибирь загнал, но увидел силу пролетариата и прозрел. И главное, у него есть знания, а у тебя только злоба.

— Собака лает — караван идет! — улыбнулся Селезнев, — До свидания, товарищи! О результатах срочно телеграфируйте в Москву. У меня утором поезд, а тут еще надо многое сделать. Да, чуть не забыл! Пусть в Балаклаве стерегут греческую шхуну «Святой Никола», офицеры будут

уходить, скорее всего, морским путем в Варну или Констанцу. Торопитесь. Работу следственной комиссии решено свернуть в ближайшее время. Считается, что слишком перегнули палку, чем вызвали озлобление местного населения.

Оставшись одни, чекисты долго молчаливо курили и угрюмо посматривали друг на друга. Чуть в стороне сидел бес и костлявым пальцем чесал затылок, пародируя позу своего подопечного. Бес был не в одиночестве, а со своим соплеменником, таким же наглым и призрачным. Демоны, словно заправские актеры, пародировали позы продавших души и, судя по всему, хвастались выручкой, словно барышники после удачного дня.

— У тебя какие-то вопросы, Иосиф? — усмехнулся Андрианов.

— Все и так ясно, — буркнул Фишман, — Разрешите идти!

— Идите, — кивнул Андрианов.

Демонки при этих словах раскланялись, пожали костлявые руки и пыхнули серным ароматом. При этом не только Иосиф, но и Валентин Маркелович закашлялся, словно чахоточник. Адские телохранители испуганно подпрыгнули, взмахнули руками, и приступ кашля прекратился.

— Надо сходить к врачу, — покачал головой Андрианов, — И тебе советую.

— После мировой революции, — отмахнулся Фишман, — Мне нужно разрешение для проверки флотских командиров.

— Товарищ Измайлов будет недоволен, — нахмурился начальник, — Ладно, после обеда пришлешь кого-нибудь. А сейчас иди отдыхать, а в шесть утра выезжаешь вместе с товарищем Мануйловым в Бахчисарай.

Фишман вышел на улицу, остановился и растерянно огляделся по сторонам, ища демонка. Со всех сторон к бывшей гостинице стекались фигуры в черных балахонах и капюшонах, кланялись друг другу и скрывались за массивной дверью. Вот так новость. Фишман, уверовавший в свою исключительность, был разочарован. Оставалась одна надежда, что его покровитель окажется любимцем Люцифуга.

Глава 18

«Бессильны здесь кумирен древних лары,

Горит трава у старых базилик …

За что Господь послал на город кары?

Неужто, грех и вправду был велик?».

Выпустив пар, пригородный поезд остановился у платформы Бахчисарайского вокзала. Людей было немного: несколько татар, две торговки с Севастопольского базара и два красных командира. Красноармейцы оглянулись в поисках извозчика, присели на лавку и закурили.

— Куда дальше? — поинтересовался у своего спутника тот, что повыше, — Это в университетах топографию не изучают, а в юнкерском училище еще и как учат.

— У тебя, Саша, приступ ностальгии? — ответил его спутник, раскуривая трубку, — Это не к добру!

— Сухарь

ты, Андрэ! Форменный сухарь, не способный радоваться жизни. Все лелеешь питательную среду в мозгах, а мы грешные привыкли водку пить в офицерском собрании, перекидываться в картишки, и наставлять рога таким ученым сухарям, как некоторые.

— Черт, ни одного извозчика в этом захолустье, — вздохнул Морозов, — Что будем делать?

— Все очень просто! — улыбнулся Дроздов, — Проштрафился как-то один юнкер и хорошо проштрафился. Начальник училища пригрозил отправить его простым солдатом к бурым медведям.

— А тебя к крокодилам? — вставил свое слово капитан, — Тебе повезло. Болото, комары и жара гораздо лучше процесса примерзания задницы к земле. Этого экс-юнкера съели медведи?

— Уел, дружище! Уел! — согласился подполковник, — Он сошел с ума и, о чудо картографии, был доставлен в ближайший Желтый дом без всяких проблем. Предлагаю стать на четвереньки и укусить начальника станции за филейное место.

— Зачем такие сложности? — удивился Андрей, — Я прекрасно знаю дорогу. Когда я был гимназистом …

— Сошел с ума? Боже! Я в компании психа? — наигранно отшатнулся Дроздов.

— Именно! Психа, который изображает из себя офицера Российской армии. Мы облазили все эти горы и не раз рисковали свернуть шею. Нам нужно дойти к монастырю, а там и к госпиталю.

— Веди уж! — согласился Дроздов и выбросил в урну окурок.

Узкая улочка петляла в сторону развалин старого ханской резиденции и мечети, знавшей, как и дворец, лучшие времена. Серые дома, слепые без окон, не обращали внимания на прохожих и звуки шагов на булыжной мостовой. Городок словно вымер, даже дорогу узнать не у кого.

— Долго еще плестись? — возмущался Дроздов, — Ты уверен, что помнишь дорогу?

Морозов в ответ пожал плечами и, попыхивая трубкой, направился к площади перед мечетью. Никого. В былые времена здесь было многолюдно. Со всего полуострова сюда приезжали торговцы, а теперь даже собаки не лаяли, разве что на соседней улице прогрохотала арба. И тут улица ожила, наполнилась утренними криками, блеяньем овец, тявканьем шелудивых псов. Из-за угла выбежал чумазый парнишка, посмотрел на незнакомых дядей и остановился. Дроздов поманил паренька пальцем, и тот попятился назад.

— Не пугай ребенка! — остановился Морозов, — Я и так дорогу знаю. Держи!

Капитан бросил мальчишке какую-то мелочь и паренек, подхватив монетку, убежал во двор. Дроздов развел только руки и скептически посмотрел на друга. За околицей сразу начинались горы. Тропа нырнула в ущелье Марьям-дере и почти растворилась в густой зелени деревьев. Каменный навес, казалось, давил на сознание и было совсем неуютно продираться сквозь густые ветви. Ноги скользили по влажной траве и Дроздов, ступив в грязь, пару раз выругался от души. В этом искусстве подполковник был настоящим виртуозом, можно сказать поэтом, почти философом. Александр пучком травы вытер сапоги, удовлетворенно крякнул и посмотрел на Морозова, черкавшего в блокноте.