Берегись, Ангел!
Шрифт:
Петр Иванович становится хмурым, заметив, что я собралась уходить. Проблем с отчимом не хотелось, как бы не голосило сердце о продолжении посиделок. Все это понимают, даже Олежка, который тяжело вздыхает и идет за нами с Петром.
Маргарита Алексеевна машет рукой, прощаясь и улыбаясь. Она остается на крыльце, и, к моему удивлению, Олежка резко разворачивается и бежит к ней.
— Что-то случилось? — Спрашивает его женщина с некоторым беспокойством.
— Да. Можно… — Он оглядывается и смотрит на меня. — Можно я тебя
— Конечно, малыш. — Маргарита Алексеевна широко улыбается и протягивает к нему руки, а у меня в груди ворочается какое-то необычное чувство, от которого становится неловко. — И обязательно приезжай еще. Я далеко не убегу без твоей помощи. — Она взъерошивает ему волосы, а я братишка с радостью бежит ко мне.
Я киваю ей и помогаю Олеже забраться в детское кресло, а потом и сама сажусь на сиденье. Погода портится резко, как и мое настроение. Дождь мелкими каплями бьет по лобовому стеклу, пока мы едем домой.
— Почему ваша мать не может ходить? — Задаю вопрос, который вертится на языке с приезда в особняк.
— Авария, — Петр Иванович тяжело вздыхает, — таксист не справился с управлением, и машину вынесло на встречную полосу. Это чудо, что мама вообще жива.
— Мне жаль, — тихо говорю, сжимаясь от одного слова авария, — но, неужели нельзя ничего сделать? Может, операцию?
— Возил по врачам. Даже опытные доктора ничего не могут сделать. В ее возрасте и при наличии сопутствующих болячек велик риск летального исхода. Никто не возьмется, да и я против. Не хочу ее потерять. — Сухо говорит Петр, а я киваю.
Эта новость окончательно убивает остатки хорошего настроения, и я сетую на то, что жизнь не справедлива. Маргарита Алексеевна — хорошая женщина, и Олеже она понравилась, как и Дан…
— Прибыли, — говорит Петр Иванович, останавливаясь напротив подъезда, — Ангелика, позже поговорим. Олежка, держи пять.
Братишка с удовольствием бьет по ладони Петра и смеется. Теперь еще больше сложностей…
Петр Иванович уезжает, обещая позвонить, а мы плетемся к двери, за которой нас ждет Владимир. Отчим сложил руки на груди и внимательно смотрел на меня. От его взгляда становится неприятно, словно я провинилась.
— Предупреждаю, Ангел, в последний раз, — цедит он сквозь зубы, — можешь таскаться, где угодно и с кем хочешь, но моего сына по гулянкам ты таскать не будешь.
Сердце ухает вниз от слов Владимира, и я открываю рот, чтобы ответить, но он резко меня обрывает.
— Да, и, — мужчина сжимает челюсти, словно еле сдерживает себя в руках, — своего малолетнего дружка предупреди. Еще раз явится сюда, пожалеет.
Глава 47
Ангелика
Еле сдерживаю себя, чтобы не написать Аристову, что о нем думаю, но разум побеждает. Успокаиваюсь и решаю поговорить с одноклассником в понедельник, потому что дальше так продолжаться не может. Не знаю,
Атмосфера в доме накалилась до предела. Я чувствовала, что отчим скоро сорвется, как раньше. Мы такое проходили много раз, и сейчас, как никогда, нужно было быть начеку, особенно после его недвусмысленных высказываний по поводу моих гулянок. Как еще язык повернулся сказать подобное?!
Воскресенье мы посветили себе. Погуляли с Олежкой в центре города. Хорошо, что погода позволила вдоволь насладиться свежим воздухом и весельем в парке. Братишка был доволен, и пока я вечером усердно занималась, он собирал конструктор. Пару раз спросил про Дана, напомнив мне о предстоящем разговоре.
Я же просматривала чат с Кругловым. Он так и не дал о себе знать, и меня это беспокоило. Вдруг что-то произошло, а я не в курсе?
К понедельнику я так сильно себя накрутила, что, увидев Макса целым и невредимым, спокойно вздохнула. Сегодня он даже удостоил меня взгляда, но не поздоровался и закрылся учебником. Обидно. Не так, как на прошлой неделе, конечно. Может, ему нужно время, чтобы успокоиться…
Листовская злобно смотрела в мою сторону и молчала. Готова поспорить, что в этот момент она убила меня мысленно несколько раз, причем жестоко.
Я села на свое место и пыталась отвлечься, вспоминая разговор с Петром Ивановичем. Он сказал, что занимается документами и прочими формальностями по поводу опеки. Я радовалась. Искренне, потому что мне хотелось верить в лучшее. Хотелось, чтобы у меня была такая бабушка, как Маргарита Алексеевна. Если в субботу я не могла понять, что испытываю, пребывая в потерянном состоянии, то потом осознала, насколько был прав Максим. Нужно было раньше позвонить. Самой.
— О чем задумалась, Цветкова? — От вопроса, который прозвенел над ухом, вздрогнула.
Аристов снова устроился рядом и уперся взглядом в экран айфона, словно не он только что говорил.
— Ты не знала, что телефоны созданы для связи? М, Цветкова? — Данияр медленно поднял глаза и практически улыбнулся, что еще больше меня удивило.
— Ты к чему клонишь, Аристов?
— Если человек тебе пишет или звонит, то принято отвечать. Не знала? — Спрашивает, намекая на свое сообщение и попущенные вызовы, о которых я временно забыла.
Я не успеваю ответить, потому что в класс заходит учитель и сразу начинает свою речь. Мне неловко, к тому же Данияр снова раз за разом роняет ручку и норовит меня затронуть. Я напрягаюсь каждый раз, когда он меня касается, ведь в памяти всплывает тот поцелуй. Кожа начинает гореть, и щеки не исключение.
— Мы можем поговорить? — Спрашиваю сразу после первого урока, но тихо, чтобы никто не слышал.
Не хочу привлекать внимания, а выяснить причину озлобленности отчима чуть ли не жизненно необходимо.