Беременная для Зверя
Шрифт:
Осторожно протягиваю ему руку, вздрагивая от лёгкого ответного сжатия. Порох помогает спуститься и внезапно располагает ладонь у меня на животе. Я едва держусь, чтобы не дёрнуться в сторону и не заорать. Паника к горлу подкатывает. Я боюсь его до дрожи.
Порох, прижимается губами к моим волосам, сообщая доверительно:
— Человеческие слабости — подарок судьбы. Привязанности, чувства… На них легко играть. Щенок Алиев сам себя перехитрил. Мне даже стараться не пришлось. Я знал, что так будет… Моя красавица, — его губы расплываются
Потом Порох подводит меня к камину. Пока переодевалась, здесь уже мебель передвинули. Кресла и стол — ближе к камину сдвинули так, то теперь слышно потрескивание поленьев и совсем немного тянет пряным дымком.
На столе расставлены блюда. Запечённые овощи, мясной и рыбный стейк, канапе разнообразные, сырная нарезка, тарелка с хлебом. В графине — яблочный сок.
— Бери форель с овощами. Тебе полезно, — советует Порох.
Сам начинает кромсать стейк средней прожарки и щедрой рукой плещет себе виски.
— Ну же, доча, не смотри на папу, как на врага народа, — ухмыляется, промокая губы тканевой салфеткой.
— Какой ты папа, если в лесу меня помирать бросил!
— А-а-а… Ризван поведал, да? — усмехается Порох, катает виски во рту. — Забавный он. С матерью твоей тёрся безнадёжно, теперь около тебя и Зверя. Судьба у него такая — быть всегда на третьих ролях.
— А у тебя какая судьба? Как ты познакомился с Настей, моей мамой? Почему вырезал семью Зверя?
— Долгая история, Арина.
— Я никуда не тороплюсь. Времени навалом… — всё-таки принимаюсь за еду.
Глава 110. Арина
Несколько минут в полной тишине проходят. Порох не торопится начинать разговор.
— Значит, рассказывать тебе нечего. Вернее, ничего хорошего, — заставляю себя посмотреть в лицо Пороха. — Я не знала маму. Но о ней говорили хорошее…
Вру, конечно. Ризван мне ничего толком рассказать не успел.
— Красивая. Талантливая. Изящная. Как только с тобой пересеклась?
Вкладываю в свой взгляд всё презрение, на которое способна.
Порох молчит. Контролирует себя.
— На понт берёшь? — усмехается. — Зубы не выросли. Блефуешь плохо.
— Не блефую. Недоумеваю. Я раньше сомневалась. Думала, что о тебе врут больше, чем правды говорят. Но теперь вижу. Всё так. Ты — жестокий садист и мерзавец.
Порох ничего не говорит, медленно продолжает есть, глядя на меня. Как будто кусок моего тела жуёт, а не свою еду. Страшно выводить его из себя. Даже от лёгкой попытки жутко… Но нужно продолжать. Он мне рот не затыкает.
— Наверное, ты мою маму просто изнасиловал. Не могу поверить, чтобы она добровольно под тебя легла.
Глаза Пороха внезапно мутнеют. Потом становятся тёмными. Как будто ил со дна поднимается.
— Рот. Захлопни. Что ты понимаешь?
— Ага. Значит, я права! Она тебе нужна была. Как вещь. Обладать хотел. Только ты ей не нужен. Не любила никогда…
Стол
— Ты — моя дочь. Но я тебя и убить могу. За длинный язык.
— Хочешь через меня Зверя достать. Убьёшь — никогда не достанешь. Но он тебя из-под земли достанет!
Порох внезапно подаётся вперёд, громко лая смехом мне в лицо.
— Зверь-Зверь-Зверь! А ведь это его семейка виновата в том, что у тебя мамаши нет. В курсе?! Не знала, что ли?! Теперь знаешь.
Внутри всё стягивает ледяной паникой. В крепкий морской узел. Не разрубить. Аж живот спазмами сводит. Я накрываю его ладонью. В защите.
— Мне плохо. В больницу надо.
— Страшно стало. Да? Знай своё место! Девчонка…
Шипит.
Порох встаёт резче, чем необходимо. Замирает на мгновение. Всё-таки нога болит до сих пор. Он себя хорошо контролирует. Но и я на него так пристально смотрю, что крошечную заминку успеваю заметить.
На мгновение даже радуюсь, что духу хватило выстрелить.
Кусочек пазла возвращается. О том, что было. Я перепугалась. Но поняла, что нужно бежать. А там было столько крови и выстрелов… И этот Порох гнался, как оживший кошмар, за мной по пятам. Схватила пистолет, валяющийся на земле, выстрелила. Попала лишь в ногу…
— Больницы не будет.
— Если я потеряю ребёнка, тебе нечем торговаться будет!
— Есть ещё ты, милая. Мордашка и тело. Тоже товар!
— Между прочим, в моём сыне и твоей крови немало, — говорю, стараясь поглаживаниями согнать болезненную, каменную твердь живота. — Своего внука убиваешь!
— Там Алиевской дряни полно!
— Как воспитаешь, папа… — губы немеют, когда выталкиваю. — Как воспитаешь! Хоть ты мне по крови отец, но я только одного близкого человека знаю — деда Лёшу. Все остальные — лишь тени. Что ты, что мама. Ничто!
Очередной спазм накатывает. Волной. Смывает. За грань.
— Хорошо играешь, — стоит надо мной. Отбрасывает тень. — Актриса! Как твоя мать! Тоже в «не хочу» играла, пока не уламывал стерву под себя. О, потом сразу хочу, как потекла!
— Значит, всё-таки силой взял?
— Много ты понимаешь! — фыркает. — Думаешь, твоя мать такая белая была, как хач про неё тебе небылицу плёл? Может, она такой и была! До того, как стала знаменитой! Известность, знаешь ли, портит! Это только мелкой она была, как ангелочек! Смачной не назовёшь, но притягивала. Я её на районе пару раз видел… Хотел мацнуть, но только рядом с ней постоянно этот громила отирался. Сам слюни пускал, но руки при себе держал. Да и хрен с ней! Больно мелкая была… Я её позже встретил, через несколько лет. Когда она начала популярность набирать, как танцовщица! Случайно, причём… Драпал от погони, одного пентюха завалил, а у него билет. На представление! Ну, ментяры навряд ли бы в театре балета искать стали! Так и попал, а там она…