Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги

Хинштейн Александр Евсеевич

Звали его Роман Абрамович. Было ему тогда всего 28 лет, и он очень хотел стать миллиардером.

И-таки стал…

Глава 4

А и Б сидели на трубе

Двух этих – таких разных и одновременно таких схожих – людей отделяет разница ровно в двадцать лет. Они вполне могли бы быть отцом и сыном: хотя так оно, в общем, и есть; если не по крови, так по сути – точно…

Всем своим теперешним положением и капиталами Роман Абрамович обязан Березовскому: точно папа Карло, тот выточил его когда-то из полена, и в мыслях не держа, что деревянный

человечек очень быстро обойдет наставника по всем статьям и превратится в одного из самых могущественных и богатейших людей планеты.

Правда, об этом Абрамович – по крайней мере публично – старается сегодня не вспоминать. От своего учителя он перенял главное жизненное наставление, изложенное еще чичиковским отцом:

«…больше всего береги и копи копейку, эта вещь надежнее всего на свете. Товарищ или приятель тебя надует и в беде первый тебя выдаст, а копейка не выдаст, в какой бы беде ты ни был. Все сделаешь, и все прошибешь на свете копейкой».

У бизнесмена есть только один верный друг – деньги. И чем больше их, тем крепче, значит, дружба…

И все же к богатству и знатности шли они совершенно разными дорогами. Не в пример Березовскому, Абрамович не любит вспоминать о своем прошлом; ему уж точно ни к чему изображать из себя мученика, сладострастно культивируя детские и юношеские невзгоды; истинные страдания не нуждаются в дополнительной рекламе.

Судьба и впрямь особо не жаловала Абрамовича. Его жизнь – это история современной Золушки: из грязи в князи. Если, конечно, представить себе Золушку, моющую на заправках машины и фарцующую ширпотребом…

Будущий миллиардер появился на свет в 1966 году в городе Саратове, где, как известно, на улицах так много холостых парней. Впрочем, кроме записи в метрике, ничто боле с Саратовом его не связывает. По генеалогии Абрамовича без труда можно изучать географию бывшего СССР, равно как и самые трагические страницы советской истории.

По отцовской линии корни Абрамовича исходят из Литвы; в 1941 году, после освобождения Прибалтики, семья его деда – кстати, фамилию тот носил на местный манер: Абрамовичус – была выслана в далекую республику Коми. В те времена отношение к зажиточности было совсем иным, Нахманас Абрамовичус же владел тремя зданиями в городке Таураге, за что и пострадал.

В том же самом 1941 году и тоже отнюдь не по собственной воле свою малую родину пришлось покинуть и будущей матери нашего героя: бабушка Абрамовича чудом сумела вывезти ее в младенческом возрасте из оккупированной Украины в Саратов. Все остальные их родственники, замешкавшись, погибли в концлагерях.

Обе семьи жили бедно, если не сказать больше. Дед со стороны отца – тот самый литовский домовладелец – бесследно сгинул в красноярских лагерях. Оставшаяся без кормильца бабушка – звали ее Татьяна Семеновна – в одиночку поднимала троих сыновей. На хлеб она зарабатывала портновским искусством, обшивая всю верхушку славного города Сыктывкара: литовские фасоны славились среди модниц Коми не хуже парижских; тем более – сравнивать было и не с чем.

Как и положено еврейской матери, все заработанное Татьяна Семеновна тратила на детей. Половину их и без того маломерной комнаты в коммуналке занимало огромное пианино – она мечтала вырастить из

младшего сына Арона – самого любимого – профессионального музыканта. Кроме того, Арон учился играть на скрипке и занимался в вокальном кружке при Дворце пионеров.

Жизнь другой – саратовской – семьи была под стать сыктывкарской: ничто не объединяет людей так, как нищета; они даже и на улицах жили с одним и тем же названием: Советская.

Отца здесь тоже не было: все, что осталось от него в наследство, – одна только благозвучная фамилия Михайленко.

Зарплаты продавца «Военторга», которую получала саратовская бабушка Фаина Борисовна Грутман, – едва хватало на самое необходимое. Вместе с дочерью Ириной ютилась она в крохотной комнате в коммуналке, где из всей обстановки имелись лишь стол, комод и две железные кровати.

Обе бабушки Абрамовича были, судя по всему, женщинами сильными, с истинно мужскими характерами. Оторванные от родных корней, заброшенные на другой конец света, они не впали в уныние, а упрямо боролись за жизнь и будущее своих детей, зубами вырывали достаток и счастье.

Все трое сыновей сыктывкарской бабушки получили высшее образование, вышли в люди – преимущественно по строительно-хозяйственной части, в том числе и несостоявшийся музыкант Арон. Не уверен, правда, что в том заключалось его истинное призвание, просто надо было как-то выживать.

Арон Нахимович, будущий отец нашего героя, был от рождения музыкально одаренным: так, по крайней мере, говорят люди, хорошо его знавшие. У него был приятный лирический тенор, и лучше всего удавались ему классические романсы. Он даже успел проучиться пару лет на вокальном отделении местного музучилища. Отсюда самая дорога ему была в сыктывкарский театр опера и балета, где молодые дарования оценивались истинно по-царски: ставкой в сорок рублей.

Но потом старший брат Абрам образумил любителя прекрасного. Под его влиянием Арон бросил учебу, устроился снабженцем на стройку и записался Аркадием. (Так было спокойнее.)

Перемены явно пошли ему на пользу. Вскоре Арон-Аркадий уже пересел за руль собственного автомобиля. Когда он подъехал однажды к родному музучилищу на улице Бабушкина, ошарашенные однокурсники горохом высыпались из здания – никто из них отродясь не ездил даже на такси.

«Все были в шоке, – воспроизводит общее оцепенение партнер Абрамовича по сцене Генрих Скрябин. – Тогда машина вообще была редкостью. Главное, сам сидит за рулем».

Сильнее всего – любых смертей и болезней – в этой семье страшились нищеты. Воспоминания о довоенной роскоши, сменившейся беспробудной бедностью, преследовали братьев Абрамовичей, точно богиня возмездия Немезида. Этот страх въелся в них до самых корней, перешел даже на какой-то генетический уровень: может, отсюда и берет свои истоки одержимость Романа Аркадьевича, уже с раннего детства мечтавшего о богатстве и знатности.

В этом доме все было подчинено одному только божеству – деньгам. Какие уж там музыкальные способности и таланты; даже бабушка Татьяна Семеновна вынуждена была смириться с практичными сыновьями, похоронив давнюю свою мечту о летящих фалдах и лакированной крышке рояля… Так пережившие блокаду люди до конца своих дней подбирают со стола даже крошки…